Император Крисп

Но парень, изображавший женщину в следующей труппе, выглядел настолько женственно и обольстительно, что Автократор, даже прекрасно зная, кто он такой, невольно поймал себя на нескромных мыслях.

Актер обратил свои – или якобы женские – чары на своего коллегу, облаченного в синюю рясу священника. Клирик им охотно и рабски подчинялся.

Толпа взорвалась хохотом. Никто не кричал «святотатство».

Крисп обернулся к Окситию и вопросительно приподнял бровь; заговори он, сидя на императорском кресле, его услышал бы весь Амфитеатр. Окситий смущенно кашлянул.

– Пока вы э-э… воевали, ваше величество, в столице, к сожалению, случился некий э-э… инцидент, связанный с целибатом.

Крисп подошел к креслу патриарха, желая поговорить, не будучи подслушанным.

– Я не читал письменного сообщения об этом инциденте, пресвятой отец. Или вы решили, что он не заслуживает моего внимания? Если да, то не повторяйте подобной ошибки. Когда священник роняет репутацию храма, а его проступок обсуждают во всех банях, я обязательно узнаю про это. Я достаточно ясно выразился?

– Д-да, ваше величество. – Патриарх побледнел не хуже бесчисленных жемчужин на его регалиях. Частью видесских бюрократических игр, как для светских, так и для церковных бюрократов, было сохранение неприятных секретов в тайне. И если секрет выплывал наружу, это означало проигранный ход.

Автократор уже начал надеяться, что мимы, развлекаясь за его счет, позабудут о похищении Фостия. Надежда продержалась до выхода следующей труппы, которая нещадно его высмеяла за пропажу старшего сына; актер в пышных одеяниях, изображавший Криспа, преподнес все так, словно наследник престола был золотой монетой, выпавшей через дырку в кошельке, и искал за кустами и под камнями, словно мог в любой момент обнаружить там Фостия.

Публика нашла это весьма забавным. Крисп обернулся, чтобы посмотреть, как воспринимают мимов его сыновья. Он редко видел такую ярость на лице Катаколона; казалось, младший сын готов схватить лук и перестрелять всю труппу на месте.

Красивая девушка, сидящая рядом с ним, старательно сохраняла невозмутимость на лице, словно хотела рассмеяться, но не осмеливалась.

Сидящий же неподалеку от них Эврип хохотал не меньше какого-нибудь ремесленника с верхних рядов. Случайно поймав взгляд Криспа, он поперхнулся и резко смолк, словно застуканный с поличным за чем-то непристойным. Крисп хмуро кивнул, словно предупреждая Эврипа на будущее. Он знал, что средний сын рвется на трон; на его месте он желал бы этого не менее страстно. Но веселиться по поводу исчезновения брата было, по мнению Криспа, недостойно возможного наследника.

К тому времени, когда последняя труппа поклонилась и ушла с арены, самый короткий день в году почти завершился. Похищение Фостия высмеивали несколько раз, и Крисп по мере сил вытерпел все насмешки. Эврип всякий раз сидел неподвижно, словно статуя.

После окончания представления Крисп обратился к зрителям:

– Завтра солнце взойдет раньше и покинет небеса позже. И Скотосу… – он сплюнул, отвергая злого бога, – вновь не удалось украсть его свет. Да благословит Фос всех вас, и да станут дни ваши тоже долгими и полными света.

Зрители радостно откликнулись на его слова, сразу позабыв, что всего несколько минут назад хихикали над Автократором. Криспа это не удивляло. Он начал учиться искусству манипулирования видесской толпой, еще когда был конюхом на службе у Петрония – ему нужно было сбросить тогдашнего вестиария Анфима и занять место евнуха. Прошедшие с тех пор десятилетия мало подняли его мнение о мыслительных способностях толпы.

Встав со своего места, он сделал несколько шагов, вышел из акустического фокуса и лишь после этого смог спокойно произнести несколько слов, не опасаясь быть услышанным:

– Ну, все кончилось.

Крисп пережил этот день, его семья тоже пережила, а насмешки актеров вряд ли нанесут его репутации длительный ущерб.

Учитывая, как обернулись события двух недавних месяцев, он не мог надеяться на лучшее.

Когда Крисп, сопровождаемый зонтоносцами и халогаями-телохранителями, вышел из Амфитеатра, сумерки начали быстро сгущаться. Для императора, разумеется, имелся специальный выход, и при желании Крисп мог вернуться прямо во дворец, проделав весь путь под крытой колоннадой. Но возвращение через площадь Паламы предоставляло ему шанс лучше почувствовать пульс городской жизни. Церемонии и так слишком отделяли его от подданных, поэтому когда императору подворачивался такой шанс, он от него не отказывался. Крисп решил вернуться во дворец через площадь.

Костров на ней заметно прибавилось. Выходящие из Амфитеатра люди становились в очередь, чтобы прыгнуть через огонь и сжечь накопившееся за год невезение. Мало кто поворачивал голову к проходящему императору и его свите, но кто-то из горожан крикнул:

– Радости вам, ваше величество.

– И вам и вашей семье тоже, – отозвался Крисп и, поддавшись внезапному порыву, добавил:

– Могу ли я попросить тебя уступить мне место в очереди?