Император Мэйдзи и его Япония

Через три дня, 3 марта, Паркс, Митфорд и Сатов снова отправились во дворец. На сей раз английских охранников было меньше – некоторые еще не успели оправиться от ран. Зато двое из них, ехавшие по обе стороны от Паркса, обнажили свои сабли – вещь для Японии немыслимая, поскольку самурай вытаскивал меч из ножен только в одном случае: если он намеревался немедленно пустить его в ход. Однако на сей раз все обошлось без происшествий. Англичан, привыкших к роскоши дворцов европейских и восточных монархов, поразило скромное убранство дворца Муцухито.

Сатова в зал приемов не допустили – ему было нельзя появляться перед Муцухито, так как он не был представлен к английскому двору. Депутации повезло – они стали первыми европейцами, которые увидели японского императора. Муцухито окончательно вышел из тени, в которой его предки пребывали столько веков.

Вот как Митфорд описывает Муцухито: «В центре залы находился балдахин, поддерживаемый четырьмя тонкими, покрытыми черным лаком колоннами, задрапированными белым шелком с красно-черным узором. Под балдахином пребывал юный Микадо, он сидел, вернее, он прислонился спиной к высокому креслу. Позади него сидели на коленях два принца крови, готовые придти ему на помощь. За пределами балдахина, впереди Его Величества сидели два других принца крови.

После того как мы вошли в залу, Сын Неба поднялся и принял наши поклоны. В то время это был высокий юноша с ясными глазами и чистой кожей; его манера держаться была очень благородной, что весьма подходило наследнику династии, которая старше любой монархии на земном шаре. На нем была белая накидка и длинные пузырящиеся штаны из темно-красного шелка, которые волочились по полу наподобие шлейфа у придворной дамы. Его прическа была такой же, как и у его придворных, но ее венчал длинный, жесткий и плоский плюмаж из черной проволочной ткани. Я называю это „плюмажем“ за неимением лучшего слова, но на самом деле он не имел никакого отношения к перьям. Его брови были сбриты и нарисованы высоко на лбу; его щеки были нарумянены, а губы напомажены красным и золотым. Зубы были начернены. Чтобы выглядеть благородно при таком изменении природной [внешности], не требовалось особых усилий, но и отрицать в нем наличие голубой крови было бы невозможно»[59].

Ито Хиробуми (фотография 1867 г.)

К этому весьма выразительному описанию, свидетельствующему о том, что в это время зримый образ императора моделировался в соответствии с понятиями о женственности придворных дам (свободные и длинные одежды, бритые брови, грим, чернение зубов), Митфорд добавляет еще одну примечательную деталь: Муцухито едва шевелил губами, а потому стоявший рядом принц крови должен был повторять его слова погромче, чтобы Ито Хиробуми мог перевести их. Митфорд объясняет это юношеской застенчивостью императора, но на самом деле, разумеется, дело было не только в этом. Император впервые встречался лицом к лицу с иностранцами, но древняя традиция, предписывающая общение с посторонними при помощи посредника, сохранялась в полном объеме. Согласно синтоистским представлениям, божества говорят не сами, но передают свою волю через медиумов (жрецов). Являясь обладателем божественной природы, император должен был поступать точно так же.

Перспектива. Запрет «на голос» был окончательно ликвидирован только 15 августа 1945 года, когда император Хирохито (Сёва) впервые в жизни выступил по радио с заявлением о капитуляции Японии во Второй мировой войне.

Муцухито выразил свое сожаление по поводу произошедшего три дня назад инцидента, на что Паркс галантно отвечал, что милостивое отношение к нему государя заставило его полностью забыть о случившемся. На этом аудиенция была закончена, она длилась всего 15 минут. Аудиенция оказалась знаменательной во многих отношениях. В том числе и в том, что высокие стороны общались через переводчика с английского языка. С этих пор международным языком общения для японского двора становится именно английский. В придворной жизни Европы господствовал французский, но французы долгое время поддерживали не императора, а сёгуна.

Императорские войска шли к Эдо, не встречая никакого сопротивления. Однако это продвижение не было похоже на марш-бросок – путь проходил через многие княжества, в том числе и такие, которые были прямыми вассалами дома Токугава. Всем им следовало разъяснять обстановку, их уговаривали оказать помощь или хотя бы соблюдать нейтралитет. Старые порядки были разрушены, новая дисциплина еще не устоялась.