Читаем Император Михаил полностью

Наконец, занавес раздвинули. На золотом троне, к которому вели мраморные ступени, сидел царь в короне, со скипетром в руке, в пурпурном златотканом платье, из-под которого виднелись пурпурные туфли. Сановники, подняв обе руки к небу, пали ниц. Потом они встали, встал и самодержец и начал слегка дрожащим голосом: «Любезные члены избранного синклита, любезные дети мои, говорю дети, хотя по возрасту я и не мог бы быть отцом вашим, но дело не в возрасте, а в расположении. Я питаю к вам те самые чувства, какие питает добрый отец к своим покорным детям…» Царь остановился на мгновение и, подумав, продолжал: «Богу угодно было взять к себе царя Романа…» Сановники, стоявшие в самых благоговейных позах, не без удивления заметили, что, как только царь произнес это имя, у него начала подергиваться правая щека. «Богу угодно было помазать меня на царство; памятуя это, вспоминая Самуила и Саула, царственность моя не оставит своими заботами…» Всем было ясно, что царь путается в словах и говорит что-то бессвязное. Он оставил фразу незаконченной и продолжал: «Ваше благо поставлю я целью жизни, ибо царь должен быть справедлив и человеколюбив…» Капли пота выступили у него на лбу. Он заметил, что кто-то стоит рядом с ним у трона, ему мало места, темная фигура теснит его. Михаил обернулся, ища помощи; за ним стояли телохранители с секирами на плече. «Должно быть, они ничего не замечают», — подумал он и продолжал: «Я позабочусь о том, чтобы сборщики податей не обременяли народ незаконными поборами, чтобы судьи судили по законам. Это моя обязанность, ибо я достиг престола законным путем, не убийством проложил я себе дорогу во дворец и не обагрял рук своих кровью…» Царь задрожал всем телом; он не мог более говорить. Темная фигура теперь ясно обозначилась: это был он, это его седая борода, его карие глаза, которые так страшно смотрели из-под нахмуренного лба, это Роман встал из гроба. Царь сошел с трона на первую ступеньку, потому что вдвоем они не помещались на престоле; но, о ужас, Роман пошел за ним и опять стал рядом. Сановники с удивлением видели, что самодержец сходит с трона и, притом не прямо, а боком, точно сторонится кого-то. Он сошел вниз. Лицо его было земляного цвета, как у мертвеца; сановники попятились, зная, что им неприлично стоять рядом с царем. Вдруг голова у Михаила начала трястись, Роман схватил его за горло и собирался душить… Царь закричал, с пеной у рта, упал навзничь и все его тело передергивалось в конвульсиях.

Блестящее собрание было смущено. Что делать? Никто, кроме императора, не имел права распустить их. Церемониарх подошел к Иоанну и, пошептавшись с ним, провозгласил: «Преславные члены синклита, разойдитесь. Державный царь заболел; мы не должны больше беспокоить его своим присутствием».

Тем временем появился врач Актуарий. Он с ужасом смотрел на конвульсии и пену у рта. Только для виду пощупал он пульс; болезнь была хорошо известна ему и он знал также, что она не поддается лечению; недаром зовут ее «священной». Михаил бился еще несколько минут, корона упала с головы, скипетр лежал у его ног. Иоанн, Актуарий и двое служителей бережно подняли его, отнесли в спальню и положили на кровать.

— Останься с царем, — сказал врач Иоанну, — а я пойду, увы, я бессилен. Медицина не может помочь ему. Припадки эти будут возвращаться время от времени. Один Бог может избавить от них царя.

— Иди, — сказал евнух Иоанн.

Через четверть часа Михаил очнулся. Он провел рукой по лицу и попросил пить.

— Его нет? — спросил царь.

— Кого? Я один здесь с тобой, державный царь, — ответил евнух.

— Я спрашиваю про Романа.

— Какого Романа?

— Царя Романа.

— Царь Роман давно покоится в земле, а душа его в раю.

— Уверен ли ты, что он не может подняться из могилы и прийти сюда?

— Уверен, царь.

— Однако же, он приходил.

— Должно быть, это приснилось тебе.

— Может быть, и правда, приснилось. Удались, Иоанн; я хочу остаться один.

Евнух поклонился и вышел, приказав двум служителям быть в соседней комнате и, в случае чего, сейчас же позвать его.

Оставшись один, Михаил старался припомнить, что с ним было. Действительно ли приходил Роман, или это было видение? Мертвецы встают иногда из гроба, но тогда его видели бы другие, видел бы брат Иоанн. Скорее это видение. Оно не могло явиться так, само по себе; очевидно, оно послано Богом за его грехи. Да, он согрешил. Он соблазнился чужою женой, и, к тому же, супругой боговенчанного царя, он осквернил его ложе, а потом, разве Роман умер естественною смертью? Но, ведь, миропомазание смыло с него все, даже самые тяжкие грехи. Так говорят. Возможно ли это? «Я грешен, — решил он, — надо искупить свой грех постом и молитвою. Но, кроме того, я, должно быть, болен, я, кажется, лишился чувств, я помню, как Роман хотел задушить меня, а потом… что было потом? Как очутился я здесь?»

— Эй, кто там? Подите сюда, — крикнул Михаил.

Вошел слуга.

— Позовите Актуария.

Врач вошел в царскую спальню.

— Скажи, что было со мною? — спросил Михаил.

— Болезненный припадок, державный царь, — ответил Актуарий.

— Какая тому причина?

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное