Император Михаил

— Не бойся, говори, что могу я сделать для тебя? Проси какого хочешь благодеяния.

— Царь, ты оказал мне уже величайшее благодеяние, ты разрешил мне прийти сюда, я жаждала увидеть твои ясные очи, услышать звук твоего чудного голоса…

«Не мои, а ее очи ясные, — подумал Михаил, — не мой голос чарует, а ее», — и почувствовал внезапно прилив такой нежности, что ему стоило большего труда не поцеловать Анастасо, как это ему хотелось сделать.

— Послушай, — сказал он, — забудь, что ты говоришь с царем, представь себе, что я равный тебе, что я тот прежний Михаил…

— Не могу осмелиться на это, — ответила Анастасо.

— Вот что, — прервал ее Михаил, — уйдем из этого пышного триклиния, — здесь принимаю я иностранных послов, здесь сижу в порфире и здесь я не могу, забыть ни на минуту, что я самодержец ромейский, а я хотел бы забыть это.

Гетера с удивлением взглянула на своего возлюбленного, достигшего теперь такой высоты и желающего опять стать простым смертным: глаза его блестели, все лицо было залито ярким румянцем. Царь встал и молча пошел в спальню; Анастасо шла за ним, не смея заговорить. Михаил сел и, указывая рукою на место возле себя, сказал:

— Садись, Анастасо, и будем говорить как прежде, будем опять друзьями. Скажи, что ты делаешь, здоров ли твой отец?

— Он умер.

— Я не знал; так ты живешь одна?

— Да.

— Довольно ли у тебя денег, чтобы жить?

— Я не нуждаюсь.

— Должно быть, отец оставил тебе хорошее наследство.

— Порядочное, — солгала Анастасо. Она чувствовала, что разговор принимает опасный оборот. Если царь догадается, чем она стала теперь, то сейчас же выгонит ее. Нужно было заговорить о другом.

— Каждое утро, когда я встаю, — поспешно заговорила она, не дожидаясь дальнейших вопросов, — я молюсь за тебя, — молюсь; да сохранит Господь Бог на многие лета державного царя Михаила, молюсь и вижу твой образ пред собою, как живой.

— А ты являлась мне не раз во сне; теперь я вижу, что на самом деле ты еще красивее.

Михаилу опять страстно хотелось обнять ее, но он снова удержался.

— Так ты не забыл меня, царь? — радостно воскликнула Анастасо. — А я была уверена, что ты видишь других женщин, знатных и красивых, что ты не думаешь больше о ничтожной Анастасо.

— Ты ошибаешься, я никогда не вижу никаких женщин, я избегаю их. Помыслы мои чисты, и я не оскверняю своего тела.

— Разве любить это значит осквернять тело?

— Да, плотская любовь греховна; она марает всякого, — беги ее, бойся ее, Анастасо.

Гетера заметила, что она совершила большую неловкость, наведя царя на подобные мысли. Пыл его как будто начал остывать, пожалуй, все пропало. Михаил молчал несколько минут. Анастасо не находила подходящей темы для разговора, но, она как бы нечаянно подвинулась ближе к царю и ее обнаженные руки касались его рук. Потухший было взгляд Михаила опять заблестел, на побледневших щеках снова начал появляться румянец.

— Ты любишь золотые вещи, царь? — спросила Анастасо.

— Люблю, когда они красиво сделаны.

— Посмотри мой браслет, находишь ли ты его красивым?

Михаил начал рассматривать браслет, надетый на левой руке Анастасо.

— Нет, не этот, посмотри этот, на правой руке.

Царь сидел слева от Анастасо и ему пришлось нагнуться в ее сторону. Давно уже не ощущал он прикосновения женского тела, и он задрожал так сильно, что гетера испугалась. «Как бы с ним не случилось припадка», — подумала она.

— Хорошо сделано это украшение, — с трудом проговорил Михаил. — Кто же подарил тебе его?

— Подарил еще покойник отец, — опять солгала Анастасо.

— Я тебе подарю лучше, — неожиданно для самого себя сказал царь.

— Подари, — ответила Анастасо, — я не буду расставаться с ним ни днем, ни ночью.

— Хорошо, подарю.

Царь весь горел, он хотел говорить, язык не повиновался ему, он хотел обнять ее, но руки не слушались.

— Хорошо, подарю, — опять повторил он, помолчав несколько минут.

Тогда Анастасо показалось, что наступила решительная минута; она опустилась на колени и начала страстно целовать его ноги. Михаил не выдержал, он поднял ее и посадил к себе на колени. Он не рассуждал больше, — жажда любви охватила все его существо.

— Ты помнишь, как хорошо было прежде, — лепетал он, — когда мы сидели вдвоем. Неужели это не может повториться?

— Отчего же не может?.. Милый Михаил… это зависит от тебя. Я была бы слишком счастлива.

Его жгли ее поцелуи, он забыл о своей решимости никогда не приближаться ни к одной женщине, как вдруг вспомнил страшные слова Петра Иканата. Он оттолкнул Анастасо и отошел в сторону, тяжело дыша. Гетера смотрела на него с удивлением, она не могла понять, что с ним.

— Послушай, Анастасо, — сказал царь, не глядя на нее, — одна мысль мучит меня и не дает мне покоя. С тех пор, как мы расстались с тобой могло случиться многое. Скажи, правда ли это, правда ли, что другие ласкали тебя?

Анастасо хотелось солгать, но она не смогла этого сделать. Лучше сознаться ему, — он такой добрый, он простит.

— Правда, другие ласкали меня, но я никогда никого не ласкала. Я люблю тебя одного, Михаил.