Уходя из Москвы, Наполеон приказал маршалу Мортье взорвать Кремль - «в отместку Александру I за то, что тот не ответил на три мирных предложения»[1035]
(если считать смоленское - на четыре!). Этот приказ - пожалуй, самый варварский из всех приказов Наполеона - осужден даже во французских источниках[1036]. Друг семьи Наполеона герцогиня Л. д’Абрантес (жена генерала Ж. - А. Жюно) возмущалась: взрыв Кремля должен «показать нас варварами, более первобытных скифов»[1037]. К счастью, дождь подмочил фитили и ослабил мощь подготовленного взрыва, а часть фитилей загасили русские патриоты[1038]. Башни и соборы Кремля уцелели, разрушено было только здание Арсенала.Маршал Мортье с Молодой гвардией уходил из Москвы утром 11 октября последним, подготовив все необходимое для взрыва Кремля. Он, конечно же, слышал взрывы и, возможно, проследил за их последствиями. А Наполеон с главными силами к тому времени был уже далеко от Москвы и, вне всякого сомнения, думал он тогда не столько о Москве или Париже, сколько о русском городе под названием
5. От Москвы до Немана
Граф Ф. - П. Сегюр запомнил восклицание Наполеона перед уходом из Москвы: «Идем в Калугу! И горе тем, кто станет на моем пути!»[1039]
Наполеон не считал тогда, что он уже отступает. «Армия возвращалась в Смоленск, но это был марш - маневр, а не отступление», - объяснял он впоследствии[1040]. Калуга была нужна ему не столько для захвата ее богатых складов, сколько для выхода наВ первые дни все удавалось Наполеону, как в сказке. Удалось же ему, несмотря на то что вокруг Москвы буквально роились казаки и партизаны, вывести из города 116-тысячное полчище так скрытно, что лишь на четвертый день, вечером 11 октября, казаки из отряда генерала И. Д. Иловайского обнаружили: «Москва пуста!»[1041]
Тем временем на пути главных сил Наполеона через Боровск к Малоярославцу (курсом на Калугу) события развивались еще сказочнее. Командир одного из лучших армейских партизанских отрядов капитан (будущий генерал) А. Н. Сеславин, взобравшись на дерево в лесу у Боровска, увидел невдалеке колонны Великой армии и даже «самого Наполеона, окруженного своими маршалами и гвардией»[1042]. Сеславин взял в плен приотставшего унтер - офицера, связал его, перекинул через своего коня и доставил к генералу А. П. Ермолову. Пленник подтвердил все увиденное и сказанное Сеславиным: «Уже четыре дня, как мы оставили Москву. Завтра Главная квартира императора - в Боровске. Далее - направление на Малоярославец»[1043]. Ермолов тут же отправил майора Д. Н. Болговского нарочным к Кутузову с просьбой срочно направить всю армию к Малоярославцу.Болговский потом вспоминал, что Кутузов, выслушав его, «прослезился и, обратясь к иконе Спасителя, сказал: “Боже, создатель мой! Наконец, ты внял молитве нашей, и с сей минуты Россия спасена!”»[1044]
Через считаные часы вся русская армия выступила из Тарутина к Малоярославцу.Так, благодаря счастливому открытию Сеславина русские войска получили возможность преградить Великой армии путь на Калугу. «Если бы партизан Сеславин не смог предупредить заблаговременно, - рассуждал Ермолов, - <...> был бы Малоярославец беспрепятственно занят неприятелем»[1045]
. Денис Давыдов выразился еще энергичнее: «<...> извещением Сеславина решилась участь России»[1046].Французские войска от Боровска и русские от Тарутина подходили к Малоярославцу одновременно, корпус за корпусом, и с ходу вступали в бой. 12 октября под г. Малоярославцем разгорелась битва за Калугу - третья по масштабам за всю войну после Смоленска и Бородина, а по значению даже вторая, вслед за Бородином. «Наижесточайшее», по выражению Кутузова[1047]
, побоище длилось весь день - с раннего утра до позднего вечера, с большими (примерно по 7 тыс. человек с каждой стороны) потерями. К 23 часам Малоярославец, многократно (по разным источникам, от 8 до 13 раз!) переходивший из рук в руки, остался у французов[1048]. А что русские? Кутузов отступил на 2,7 км к югу и занял там новую позицию, заслоняя собой путь на Калугу[1049].