Численность армии Веллингтона к началу битвы при Ватерлоо, по данным автора специального исследования А. Г. Кавтарадзе, составляла 70 тыс. человек[1698]
. Блюхер мог привести с собой (и действительно привел) еще 45 тыс.[1699] Таким образом, вместе Веллингтон и Блюхер, располагая 115 тыс. человек, превосходили численно армию Наполеона (А. Г. Кавтарадзе насчитал в ней 74 тыс.; Е. В. Тарле, А. Лашук, В. Слоон, Д. Чандлер, В. Кронин - 72 тыс.)[1700] более чем в полтора раза. Боевые качества войск обоих фельдмаршалов были примерно равными (пруссаки 1815 г. несоизмеримо превосходили пруссаков 1806 г.), а сами фельдмаршалы, при всем различии их натур и военно - стратегического мышления, удачно дополняли друг друга: Веллингтон - стратег и прагматик, мастер выбора позиции и затяжной (с расчетом на изматывание противника) обороны; Блюхер - виртуоз маневра, атаки и контратаки, но не стратег. В искусстве разработки военных операций с учетом всех «за» и «против» ему очень помогал Гнейзенау - «его серый кардинал, которого Блюхер, кстати, прозвал своей “головой”»[1701]. Об этом свидетельствует бытующий и в научной, и в художественной литературе исторический анекдот (то ли факт, то ли легенда). Однажды на военном совете Блюхер обратился к своим генералам: «Господа, кто из вас может поцеловать свою собственную голову?» Генералы, озадаченно переглянувшись, молчали. «А я могу!» - торжествующе заявил Блюхер и, подойдя к Гнейзенау, поцеловал его.К исходу дня 17 июня Наполеон, преследуя отступавшего от Катр - Бра Веллингтона, подошел к ферме с «фатальным названием» Бель-Альянс («Прекрасный союз») и оттуда увидел в тумане плохо различимые войска неприятеля на плато Мон-Сен-Жан. «Желая точно удостовериться, что он действительно загнал Веллингтона на Мон-Сен-Жан, - читаем у Д. Чандлера, - император приказал кирасирам генерала Мило выехать вперед по дороге, имея для поддержки несколько батарей конной артиллерии, чтобы заставить Веллингтона выдать свое присутствие. Приманка сработала: грохот ядер и снарядов, выпущенных из 60 орудий союзников, успокоил императора на этот счет»[1702]
. В тот момент Наполеон мог подумать, что Веллингтон - у него в руках, обреченный на гибель. Позднее, уже на острове Святой Елены, он говорил своему врачу, англичанину Б. О'Мира: «Со стороны Веллингтона было безумием дать мне сражение в таком месте, где в случае поражения погибло бы все его войско, ибо отступление было для него невозможно - у него в тылу был лес, куда вела одна дорога»[1703]. Да, Веллингтон ждал в тот день Блюхера, но ведь Наполеон знал, что Блюхера преследует Груши, а главное, император был уверен, что разгромит Веллингтона без Груши и до возможного прихода Блюхера. Поэтому он решил начать сражение наутро 18 июня как можно раньше, с рассветом. И вот тут спасительно для Веллингтона вмешалась в ход истории природа (Александр I непременно усмотрел бы в этом вмешательстве «промысел Божий» I).К ночи с 17 на 18 июня разразилась жесточайшая гроза и всю ночь, не переставая, лил проливной дождь. Он, по словам Д. Чандлера, «промочил до костей всех, кроме немногих счастливчиков, которые ухитрились приютиться на ферме и в домах»[1704]
. Это касалось и французов, и англичан. Но англичане уже заняли оборонительные позиции, готовые к битве, а французам предстояло их атаковать в условиях, когда почва превратилась в болото и развернуть артиллерию (да и кавалерию тоже) для быстрого маневра было практически невозможно. Послушаем Виктора Гюго: «Наполеон имел обыкновение сосредоточивать в своих руках всю артиллерию, целясь, словно из пистолета, то в одно, то в другое место поля битвы; и теперь он поджидал, когда батареи, поставленные на колеса, смогут быстро и свободно передвигаться»[1705]. Пришлось ждать, пока просохнет хоть мало - мальски земля. Ждать пришлось для той ситуации, когда решалась судьба трех армий и, возможно, всей кампании, слишком долго: вместо 6 часов утра, запланированных накануне для начала битвы, Наполеон вынужден был перенести его на 9, а затем и на 11 часов.