Император Николай II и евреи

Вероятно, он и сам считал себя пророком, и в самый разгар борьбы с Герцлем в статье, которую он написал в 1904 г. в рубрике «Моисей». Определяя значение понятия «пророк», очевидно, он излагал свои собственные мысли и чувства, когда говорил: «Пророк – это экстремист; он сосредоточен духом и сердцем на своем идеале, на том, что ему кажется смыслом жизни, ради службы которому весь мир, без малейших исключений, будет ограничен так, как он ему повелит. В своей душе он хранит образ идеального мира, и эта модель направляет его в реформах, которые он хочет провести во внешнем, реальном мире. У него полное убеждение, что все должно быть так, и этого достаточно, чтобы требовать, чтобы так было. Он не принимает никаких извинений, не идет ни на какие компромиссы и никогда не прекращает горячо наставлять, даже если весь мир против него»[295].

Вот в чем заключалось различие точек зрения на средства реализации устремлений Израиля, различие, которое кардинально разделило в свое время мировоззрения восточных и западных евреев и со всей ожесточенностью проявилось на Базельском конгрессе в 1897 г.

Г-жа Фрай утверждает, что именно Ахад ха-Ам составил «Протоколы сионских мудрецов».

«Однако было бы большой ошибкой сделать вывод... что Ашер Гинцберг был изобретателем идей, выраженных в “Протоколах сионских мудрецов”. Ему нельзя поставить это в заслугу. Цитируя одного из его учеников, Ахад ха-Ам – наследник всех эпох, всех веков, которые были до него. Он тщательно изучал всю длинную цепь еврейской философии; он воспринял множество созданных в иудаизме теорий, и различные решения этой проблемы, предложенные его предшественниками, сформировали основу всего того, что он посчитал нужным использовать. Синтезированные данные, которые он заимствовал из различных источников, были изложены в его “Протоколах”... Доклад со своими теориями, известными сегодня под именем “Протоколов”, был написан Гинцбергом на иврите и на русском для членов “Бне Мойше”»[296].

Затем «Протоколы» были переведены на французский для лидеров Всемирного израильского союза и отправлены в Париж.

Во время Базельского конгресса 1897 г. «Протоколы» были также прочитаны на французском теми из лидеров сионистского движения, кто, как Теодор Герцль и Макс Нордау, не знали иврита.

«ИМЕННО ЭТОТ ДОКУМЕНТ ОКАЗАЛСЯ В РУКАХ ДРУЗЕЙ НИЛУСА. Целый ряд свидетельств устанавливает достоверность этого основополагающего пункта. ВО ВРЕМЯ САМОГО БАЗЕЛЬСКОГО КОНГРЕССА (1897 г.) ЕВРЕЙ АЛЬФРЕД НОССИГ, ярый сионист, работавший в то время над либретто для оперы Падеревсвого “Maurns”, представленной в 1901 г., РАССКАЗАЛ О “ПРОТОКОЛАХ” СВОЕМУ СОТРУДНИКУ. ПАДЕРЕВСКИЙ ЖЕ НЕМЕДЛЕННО СООБЩИЛ ЭТУ ИСТОРИЮ МНОГИМ ПОЛЯКАМ, которые, “разумеется”, сочли ее неправдоподобной. Альфред Носсиг живет в настоящее время в Берлине; Падеревский и часть его друзей 1897 года еще живы»[297].

Подтверждение высказываний г-жи Фрай о том, что «Протоколы» были прочитаны во время тайной встречи руководителей первого Базельского конгресса, а затем похищены кем-то, кто передал их друзьям Нилуса, мы находим в сочинении монсеньора Жуена, где говорится, что «в циркулярах сионистского комитета, в частности в циркуляре за № 18 от 1901 г., Герцль жалуется на болтливость»[298].

Указав, что эти «Протоколы» были предметом рассмотрения на тайных собраниях руководителей сионизма во время конгресса 1897 года, г-жа Фрай говорит, что они были отвергнуты Герцлем и его сторонниками.

В подтверждение того, что «Протоколы» были написаны Ахадом ха-Амом и отвергнуты Герцлем и его группой, г-жа Фрай цитирует отрывок из ответа друга Герцля г. Макса Нордау, написанного в защиту своего друга против нападок Ахада ха-Ама, напечатанных в январском номере 1903 г. его журнала «Ха Шилоах».

Назвав Гинцберга «рабом нетерпимости», Макс Нордау писал: «Ахад ха-Ам упрекает Герцля за желание подражать Европе. Он не может допустить, что мы заимствуем у Европы ее академии, ее оперы, ее “белые перчатки”. Единственную вещь, которую бы он перенес из Европы... были бы принципы инквизиции, методы действий антисемитов и ограничения римских законов против евреев. Столь чудовищные чувства могли бы породить лишь сильный ужас к такому человеку, не способному видеть выше собственного гетто, если бы они не вызывали к нему бесконечную, скорее, жалость.

Идея свободы находится вне его концепции. Он представляет себе свободу, как гетто; только роли перемешаны; например, гонения продолжаются, но в этом случае уже не евреи становятся их жертвами, а язычники. Евреи, верящие в Ахада ха-Ама, идут к пропасти.