Император Николай II и евреи

1) Отменить наименование «нижний чин»; в подлежащих случаях заменять его названием «солдат».

2) Отменить титулование, заменив таковое формой обращения: «г-н генерал», «г-н полковник», «г-н штабс-ротмистр», «г-н хорунжий», «г-н врач», «г-н чиновник» (или по должности, например, «г-н казначей»), «г-н унтер-офицер» (или по званию «г-н отделенный») и т п.

3) При обращении ко всем солдатам как на службе, так и вне ее, говорить им «Вы».

4) Отменить все ограничения, установленные для воинских чинов, статьями 99-100-101-102-104 устава внутренней службы, воспрещавшими курение на улице и в общественных местах, посещение клубов и собраний, езду внутри трамваев, участие в качестве членов в различных союзах и обществах, образуемых с политической целью, и пр.

В тот же день, т. е. 6/19 марта, я получил от начальника штаба армейского корпуса телеграмму за № 2951, в которой говорилось:

«До конца сегодняшнего дня вы должны отправить отчет о результатах обнародования государственных актов и реакции на них для передачи командующему армией».

Я срочно потребовал письменный отчет по этому вопросу от всех частей, находящихся в моем распоряжении, и в десять часов вечера отправил в штаб армейского корпуса следующую телеграмму за № 409, составленную на основе отчетов, которые были подготовлены для меня:

«2951. Новость о формировании ответственного правительства была принята с пониманием и даже вызвала некоторый энтузиазм. Что касается манифеста об отречении Императора, то на большинство частей он произвел заметное разочарование. Часть солдат и офицеров даже плакала. Большинство испытывают тревогу, удивляются, как Император мог отречься в такую трудную минуту, и задаются вопросом: не произошло ли это событие под принуждением? В целом можно сделать вывод, что в глазах всех фигура Императора по-прежнему остается священной, а за деятельностью по переустройству нашей политической жизни внимательно наблюдают, понимая, что основной задачей является разгром врага».

В тексте телеграммы полностью отсутствовало мое личное отношение. Я без всякого понимания встретил новость о формировании ответственного министерства. Она не вызвала во мне никакого восторга, и я был совершенно не убежден, что за деятельностью по переустройству нашей политической жизни внимательно наблюдают, понимая, что основной задачей является разгром врага! Но все эти выражения содержались в отчетах, которые были мне представлены, так же как и слова «часть солдат и офицеров даже плакала», «что в глазах всех фигура Императора по-прежнему остается священной» и т. д.

Ближе к двум часам утра мне сообщили, что начальник штаба армейского корпуса просит меня к телефону. Генерал Снесарев сообщил, что моя телеграмма была передана в штаб армии, где она вызвала удивление, так как полностью противоречила всем остальным отчетам по данному вопросу. Поэтому штаб армии попросил генерала Снесарева уточнить у меня, не считаю ли я целесообразным изменить текст моего отчета, чтобы он совпадал с остальными, и предупредить, что был получен приказ отправить военному министру подлинники всех отчетов командующих частей, начиная с командующих дивизиями.

Я ответил генералу Снесареву, что не внесу изменений в текст моего отчета и прошу отправить его Гучкову в первоначальной редакции.

Через два дня командир 31-го дивизиона бронеавтомобилей, приданного моей дивизии, попросил у меня разрешения представить одного из его солдат, только что прибывшего из Петрограда, где он принял участие в государственном перевороте.

Я попросил привести этого солдата в штаб дивизии, где в присутствии офицеров он рассказал нам о событиях, произошедших в Петрограде.

Это был очень простой человек. До того как его призвали на военную службу, он работал в слесарной мастерской одного из заводов Ростова-на-Дону. В его внешнем виде еще были заметны следы воинской дисциплины, но было очевидно, что он находится под сильным влиянием пережитых им событий. Он много и возбужденно говорил.

За месяц до революции он уехал в Ростов в отпуск. Там 26 февраля группа молодых людей, «студентов», вербовала солдат на улицах и вокзалах, чтобы отвезти их в Петроград для борьбы «за независимую прессу и свободу», «чтобы каждый стал гражданином и получил все права».