Император Николай II. Тайны Российского Императорского двора

2 января исполнился год со дня, когда Он вступил в ряды полка; хотели отпраздновать годовщину, и заблаговременно у ювелира Фаберже[113] был заказан золотой портсигар с вензелем Петра Великого… На другой день был назначен товарищеский обед. Но 2-го числа празднование не могло состояться по той причине, что Цесаревич был еще в Гатчине. Он переехал в Аничков дворец с Их Величествами 5-го. На другой день был назначен товарищеский обед[114]. За стол село 65 человек; на этот раз не были позваны ни бывшие офицеры, ни врачи. Играл полковой струнный оркестр. Когда разлили шампанское; командующий полком встал и произнес: «2 января исполнился год со дня, когда Ты вступил в наши ряды командиром батальона. Как ни осыпан полк Царскими милостями, нам прежде и не верилось, что настанет время, когда Ты и зимой, и летом будешь делить с нами служебные труды и часы досуга. И вот, это счастливое время не только настало, но и продолжается непрерывно более целого года. Конечно, никто из нас в отдельности не заслужил необыкновенного благоволения нашего Державного Шефа, благоволения, выразившегося в Твоем пребывании среди нас; только более чем двухсотлетним заслугам полка и обязаны мы этой небывалой милостью. Каждый из нас по гроб жизни свято сохранит в сердце память о службе вместе с Тобою под родными нашими знаменами. Мне не высказать словами, как все мы дорожим тем, что, будучи нашим однополчанином со дня рождения, Ты пожелал стать и сослуживцем нашим. Прими же (при этих словах ком[андующий] полком вручил Цесаревичу портсигар) это воспоминание от Преображенской семьи и верь, что любовь ее, самая задушевная, горячая и беззаветная, принадлежит Тебе не только как потомку нашего Великого Основателя, как Сыну нашего Царя и Наследнику Его Престола, но и как нашему доброму, милому, дорогому и бесценному Товарищу. — Господа, в подтверждение того, что я выражаю мысли и чувства каждого из вас, выпьем за здоровье нашего Августейшего батальонного командира и дружно крикнем Ему ура!» Раздалось громкое, долго не смолкавшее ура. Через несколько времени Цесаревич встал и ответил: «Господа, нет слов, которыми я бы мог выразить, как я глубоко тронут словами Е.И.В. командующего полком. Этот год Моего командования батальоном был самым счастливым временем Моей жизни. Пью от всей души за ваше здоровье».

Этот вечер прошел особенно оживленно и весело[115]. Цесаревич много играл в бильярд и беседовал с офицерами. Та к долго засиделись, что снова проголодались, и Наследник послал за устрицами.

13 января, когда Цесаревич прибыл в Свой батальон на занятия, в полку уже знали о помолвке[116] великой княжны Ксении Александровны, и офицеры 1 батальона поспешили поздравить командира. На следующий день вечером Наследник слушал песенников роты Его Величества в казарме[117].

С 15-го числа начали ходить слухи о болезни Государя. Вызвали из Москвы профессора Захарьина[118], который 16-го был у Государя и определил воспаление легкого. В полку перепугались, офицеры ходили унылые[119]. В понедельник 17-го утром вышел тревожный бюллетень. В полдень Цесаревич прибыл в офицерское собрание и сообщил успокоительные известия. Те м не менее, в 4 ¹/₂ [ч.] было созвано общее собрание и полковник Кашерининов от имени ком. полком предупредил, чтобы никто из офицеров не ездил на балы и в театры до улучшения здоровья Государя. Как раз в этот день был бал у княгини Щербатовой, куда было позвано много офицеров, но никто не поехал. — Дежуривший у Государя д-р Вельяминов[120], бывший младший полковой врач, трижды в сутки сообщал по телефону о состоянии Больного. Офицеры беспрестанно заходили в собрание осведомляться о ходе болезни. 18-го Цесаревич был в полку на занятиях, остался завтракать и привез более утешительные известия: Государю было лучше, настроение духа веселее, воспалительный процесс остановился, но всасывание еще не начиналось. Несмотря на наружное спокойствие Цесаревича, в глазах Его читалось внутреннее тревожное состояние души. После завтрака, когда Он уезжал в заседание Комитета Министров, офицеры выбежали провожать Его на подъезде. 19-го узнали, что опасность миновала, и Преображенцы опять начали посещать театры и вечера.

22-го Цесаревич дежурил по караулам и целые сутки провел в караульном помещении собственного Его Величества (Аничкова) дворца; он не смыкал глаз всю ночь, беседуя с караульным начальником поручиком Шлиттером.

13 февраля бал в Николаевской зале; Государь настолько поправился, что присутствовал на балу в нашем мундире, но был заметно бледен[121].

29 марта, по случаю предстоявшей свадьбы подпоручика герцога Лейхтенбергского с графиней Марьей Николаевной Граббе[122], молодые офицеры устроили ему мальчишник в ресторане Контана. Та м был и Цесаревич и предложил тост: «Пожелаем герцогу Лейхтенбергскому долголетнего и счастливого супружества. Ура!»