В этот раз уже поневоле пришлось Анне Леопольдовне, согласно принятому обычаю, выйти к собравшимся в большой зале сановникам; рядом с ней дежурная фрейлина несла на руках малютку-императора. На него была надета Андреевская лента. За правительницей и императором следовали принц Антон-Ульрих и разные придворные чины.
В числе явившихся для поздравления была и цесаревна Елизавета Петровна, которая одной из первых подошла к сидевшим на возвышении в золоченых креслах Иоанну Антоновичу и Анне Леопольдовне с установленным придворным церемониалом того времени низким поклоном.
Начались обычные приветствия и поздравления, которые принимала правительница от имени императора, с недоумением сидевшего в большом золоченом кресле на возвышении и с любопытством глядевшего на собравшуюся толпу сановников, длинной вереницей проходивших перед ним.
Молодой поэт Ломоносов, только начинавший приобретать тогда известность своими стихами, написал по случаю дня рождения Иоанна Антоновича длинную торжественную оду, в которой, обращаясь к императору, выражался так:
Дальше — «целуя ручки, что к державе природа мудра в свет дала», Ломоносов предсказывает, что они
Затем, обращаясь к ножкам младенца-императора, «что лобзать желают давно уста высоких лиц», поэт пророчествовал:
Вечером Петербург был роскошно иллюминован, а во дворце опять собрались знатнейшие сановники и вельможи с женами и дочерьми.
Никто из приближенных к правительнице еще тогда не думал, что дни царствования маленького императора сочтены, что совершается последнее празднество в честь Иоанна III. А тот же Ломоносов в написанной спустя несколько недель второй оде на «первые трофеи Иоанна III и на победу над шведами 23 августа 1741 г.», заявлял:
Меньше всего думала об опасности беспечная Анна Леопольдовна, не подозревавшая, что под искренним на вид ликованием по поводу годовщины рождения младенца-императора у многих из собравшихся сановников скрывалась ненависть к «Брауншвейгской фамилии», как называли всю родню принца Антона-Ульриха, и готовность примкнуть к перевороту, который положил бы конец «царствованию иноземцев».
«Кто имеет какое-нибудь дело к правительнице Анне Леопольдовне, тот должен обратиться к фрейлине ее высочества, баронессе Юлиане Магнусовне Менгден. Без нее никакое дело правительницей не только не решается, но даже не рассматривается».
Такое мнение сложилось среди сановников и вельмож. И действительно, баронесса Менгден играла в царствование Иоанна Антоновича видную роль, и без ее посредничества не обходилось ни одно событие.
Юлиана Менгден была дочь знатного лифляндского помещика. Когда в 1736 году императрица Анна Иоанновна пожелала иметь между придворными фрейлинами дочерей лифляндских дворян, одними из первых были вызваны в Петербург Юлиана Менгден и ее сестра Анна-Доротея. Юлиане было тогда 16 лет. Императрица назначила ее фрейлиной к своей племяннице Анне Леопольдовне, которая была ее ровесницей. Принцесса очень привязалась к своей фрейлине, сделала ее своей подругой, делилась с ней всеми горестями и радостями, поверяла ей все свои тайны.
Выросшая в поместье своего отца барона Магнуса-Густава фон Менгден, Юлиана, как и вообще дочери лифляндских дворян того времени, получила очень скудное образование. Ее враги насмешливо утверждали, что она умела только «болтать на французском наречии и печь немецкие кюммель-кухены», т. е. особые пирожные. Но она была ловкая, хитрая и сумела всецело завладеть принцессой, стать необходимым для нее человеком.