Император под запретом. Двадцать четыре года русской истории

Тело несчастного правнука царя Иоанна Алексеевича после его безвременной кончины[1] было сначала положено в Шлиссельбургской крепостной церкви. Огромные толпы сострадательных посетителей приходили поклониться праху усопшего. Вследствие этого дано было приказание запереть церковь.

Когда весть о смерти Иоанна дошла до Екатерины, находившейся тогда в Риге, императрица письмом от 9 июля к графу Н. И. Панину велела «безымянного колодника хоронить по христианской должности в Шлиссельбурге, без огласки».

Согласно этому повелению, погребение совершено было в самой Шлиссельбургской крепости, но где именно — неизвестно.

Император Александр I по вступлении на престол два раза приезжал в Шлиссельбург и приказывал отыскать тело Иоанна Антоновича, вероятно, с намерением перенести его в царскую усыпальницу в Петербурге. Но тела не нашли. Говорили, будто на самом деле тело Иоанна и не было предано земле в Шлиссельбурге, а вскоре после его кончины отвезено в большой Тихвинский Богородицкий монастырь, где, по сказанию старожилов, погребено в паперти Успенского собора, при самом входе. Но следов могилы несчастного императора и там не сохранилось.

В усыпальнице русских императоров, в Петропавловском соборе петербургской крепости, похоронены все венценосцы, начиная с Петра I. Одной только не достает там гробницы — с телом Иоанна Антоновича…

6

Весть о гибели «императора под запретом», как свидетельствуют воспоминания современников, вызвала в свое время общее сострадание в петербургском обществе. Подробности случившейся в Шлиссельбурге катастрофы передавали на разные лады. Многие обвиняли высокопоставленных лиц, подозревали даже, что весь заговор Мировича был предпринят с целью положить конец жизни Шлиссельбургского узника и избавиться от него навсегда. Ждали со стороны правительства официального разъяснения о кончине. Оно и было объявлено в особом манифесте за подписью императрицы Екатерины. И в этом манифесте — впервые после многих лет в официальном документе — было наконец названо имя бывшего императора, было рассказано о его заточении, о том, что он жил «лишенный разума».

«Он не знал ни людей, ни рассудка, не умел доброе отличать от худого, — говорилось в манифесте, — так как и не мог притом чтением книг жизнь свою пробавлять, а за единое блаженство себе почитал довольствоваться мыслями теми, в которые лишение смысла человеческого его приводило».

Вид Шлиссельбурга на медали, отчеканенной при Петре I.

Холмогорские узники

1

Иоанн Антонович скончался, но в живых остался его отец, принц Антон-Ульрих, в живых же остались две его сестры, принцессы Екатерина и Елизавета, и два брата — Петр и Алексей. Они продолжали томиться в Холмогорах, и в их положении со смертью шлиссельбургского узника не произошло никакой перемены. Их по-прежнему продолжали считать опасными претендентами на всероссийский престол, боялись дать им свободу, дабы они не заявили своих прав.

Отрезанные от мира, лишенные возможности с кем бы то ни было сноситься, вести переписку, они печально влачили свое существование в стенах холмогорского архиерейского дома, не зная ничего о судьбе, постигшей бывшего императора, его заточении в Шлиссельбурге, его смерти. Кроме архангельского губернатора и офицеров приставленной для надзора за узниками команды, никто не мог их посещать, никто не мог их даже видеть. Высокий деревянный забор, у которого снаружи бессменно караулили солдаты, не давал им возможности шагу ступить за пределы отведенного им места заточения.

Как о месте заточения Иоанна Антоновича, так и о месте пребывания его родни правительство хранило строгую тайну, а в переписке, касавшейся принца Антона и его детей, называло их обыкновенно «известными персонами».

Даже жители Холмогор не знали, что в архиерейском доме живут отец, братья и сестры низложенного императора. Им было лишь известно, что в безмолвных стенах живут какие-то «важные арестанты», но какие именно, того не ведал никто.

Сами арестанты никого не видели, кроме людей, приставленных к ним для услужения. А когда кому-либо из заключенных нужен был врач, то для приглашения его требовалось предварительно разрешение архангельского губернатора.

И не только сами принцы и принцессы не могли сообщаться с внешним миром, но и лица, их окружавшие, прислуга и прочие не имели права выходить за ограду архиерейского дома. Команда, приставленная к узникам, разделялась на два отряда: верхнюю, находившуюся внутри ограды, и нижнюю, сторожившую снаружи; чины этих команд тоже не имели права сноситься между собой.

В таких условиях Брауншвейгская фамилия жила многие годы, а родившиеся в заточении принцы Петр и Алексей не имели даже понятия о том мире, который находился вне ограды их дома.

Комната принцессы Анны Леопольдовны в здании Успенского монастыря в Холмогорах.