Император. Шахиншах (сборник)

Эта фотография висела рядом с лозунгами, призывами и рядом с другими фотографиями на доске объявлений у здания революционного комитета в Ширазе. Я попросил какого-то студента перевести мне написанное от руки пояснение, пришпиленное кнопками под снимком. Здесь говорится, сказал он, что этому мальчику три года, его зовут Хабиб Фардуст и он был узником САВАКа. Как это – узником, спросил я. Он ответил, что бывало такое, когда САВАК сажал за решетки целые семьи, и здесь как раз такой случай. Он прочел подпись до конца и добавил, что родители мальчика погибли от пыток. Теперь издают много книг о преступлениях САВАКа, сборники разных полицейских документов и свидетельств тех, кто вынес эти пытки. Я видел даже (что меня особенно потрясло) как около университета продавали цветные открытки с изображением окровавленных жертв САВАКа. Всё как во времена Тимура, за шестьсот лет никаких перемен, та же самая патологическая жестокость, может быть, несколько механизированная. Самым распространенным орудием пыток в застенках САВАКа был железный стол с электрическим подогревом, именовавшийся «сковородкой», на который укладывали жертву, привязывая ее за руки и за ноги. На таких столах погибло множество людей. Часто, прежде чем успевали ввести обвиняемого в зал, он уже оказывался человеком с помутившимся рассудком, ибо, ожидая своей очереди, не выдерживал вопля и запаха поджариваемого тела. Но в царстве этого ужаса технический прогресс не сумел вытеснить старые, средневековые методы. В застенках Исфахана людей помещали в огромные мешки, в которых копошились голодные дикие кошки или ядовитые змеи. Подобные истории, подчас сознательно распространявшиеся самими саваковцами, годами циркулировали в обществе, воспринимаясь с тем большим ужасом, что при неустойчивых и произвольных определениях врага любой мог себе представить, что находится в такой камере пыток. Для этих людей САВАК был не только жестокой, но и чуждой силой, орудием оккупанта, отечественной разновидностью гестапо.

В дни революции демонстранты на улицах Тегерана пели полную экспрессии и пафоса песню «Аллах Акбар», в которой неоднократно повторялся рефрен:

Иран, Иран, Иран —
Это кровь, смерть и бунт

Трагичная, но, возможно, самая верная характеристика Ирана. На протяжении многих столетий и без всяких существенных изменений. Но в данном случае важны даты. В сентябре 1978 года, за четыре месяца до своего отречения, шах даст интервью корреспонденту еженедельника «Штерн». Исполнилось двадцать лет с того момента, когда шах создал и запустил в действие САВАК.

«– Сколько политических заключенных в Иране?

Шах: – Что вы подразумеваете под этим понятием? Впрочем, я догадываюсь, кто имеется в виду – меньше тысячи.

– Вы уверены, что ни одного из них не подвергали пыткам?

Шах: – Я как раз распорядился отменить пытки».

Снимок (10)

Эта фотография сделана в Тегеране 23 декабря 1973 года: шах, окруженный частоколом микрофонов, держит речь в зале, заполненном толпой журналистов. Мохаммед Реза, которого обычно отличают изысканные манеры и отрепетированная сдержанность, на сей раз не может скрыть свое волнение и даже, отмечают репортеры, возбужденность. Минута действительно ответственная, чреватая глобальными последствиями, ибо шах только что объявил о новых ценах на нефть. За два неполных месяца стоимость ее возросла в четыре раза, и Иран, которому экспорт этого сырья приносил пять миллиардов долларов годового дохода, теперь будет получать двадцать миллиардов. Добавим, что единственным распорядителем этой гигантской массы денег явится сам шах. В своем единовластном царстве он волен распорядиться ими по своему усмотрению – может вышвырнуть в море, израсходовать на мороженое либо хранить их в золотом ларце. Трудно поэтому удивляться тому возбуждению, которое в тот момент охватило монарха, ибо никто из нас не знает, как бы он повел себя, внезапно обнаружив в кармане двадцать миллиардов долларов, а помимо того знал бы, что каждый последующий год будет приносить ему еще двадцать, а в будущем и того больше. И следует ли удивляться тому, что с шахом случилось то, что должно было случиться, то есть он попросту потерял голову. Вместо того чтобы созвать семейный совет, собрать преданных генералов, верных советников и сообща обсудить, как разумно распорядиться таким богатством, шах, которому, как он утверждает, внезапно явилось светлое видение, заявляет во всеуслышание, что на протяжении жизни одного поколения он превратит Иран, отсталую, запущенную, наполовину безграмотную и нищую страну в пятую по мощи мировую державу. Одновременно монарх выбрасывает заманчивый лозунг о всеобщем благосостоянии, лозунг, будящий в людях большие надежды. Сначала они не кажутся абсолютно беспочвенными: всем известно, что шах на самом деле получил баснословные суммы.

Вскоре после пресс-конференции, которую мы созерцаем на фотографии, монарх дает интервью корреспонденту еженедельника «Шпигель».

– Через десять лет мы достигнем такого же уровня жизни, как и у вас – немцев, французов, англичан.