Император Сухоруков

И я начал тестировать. В качестве кардио выбрал на сегодня прыжки в полном присяде вокруг идола. К ужасу своему обнаружил, что не выдерживаю и трех кружков. Пришлось переходить на обычный шаг, восстанавливать дыхалку и снова прыгать. Когда прошло минут двадцать мучений, дал себе отдых и принялся отжиматься. Да — на одной руке! И вышло целых четыре раза. Пока левая рука набиралась сил, я подвешивал к правой местный горшок, который наполнил всякой тяжелой ерундой. Боль была адская, но я целенаправленно растягивал задеревеневшие связки. Черт его знает, может я только портил. Но хуже уже не будет. Отжимания продолжились, пока левая рука не отказалась разгибаться. Потом снова прыжки с ходьбой. А завершил я всё прессом. Все-таки, войти могли уже в любой момент, а я уже на циновочке! Лежу или сижу — смотря в какой момент зайдут. Ничего подозрительного.

Когда меня уводили из храма, я чувствовал невероятное воодушевление! Зато утром мне хотелось умереть: болела каждая малейшая мышца! Просто не было сил двигаться; лежать или сидеть в любом положении — больно. Дорвался до бесплатного! До обеда я даже не пытался слезть с постели. И, разумеется, никакого секса вечером — только познавательная игра с Соловушкой на поедание.

«Наверное, зря я бил Червяка по морде, — пришла вдруг в голову странная мысль. — Он обиделся и отыгрался».

«Стоп-стоп-стоп! — возмутился я же. — Ты ведь несерьезно это говоришь?»

«Почему это? Разве не было решено: выкинуть нафиг Супер-Эго? Всю мораль, весь рационализм. Чтобы жить с этими людьми, надо понимать этих людей. Чувствовать, думать то же, что и они. А что они подумают, если узнают, что ты бога палкой отлупил?».

Шах и мат. Я кряхтел, стонал и не находил в себе сил продолжать диалог. Неужели ради выживания мне нужно отказаться от всего багажа цивилизации? Стать полностью дикарем?

— А нужна ли мне жизнь такой ценой? — уже вслух озвучил я еще более страшный вопрос.

Я представил себя: живого, сильного, с улыбкой на лице умывающегося кровью жертв, искренне почитающего желтого деревянного истукана.

— Остановите самолет, я слезу, — бросил я в пространство и потянулся за красивым ножом из черного камня. Я помнил, где он лежит.

Разговоры в тени 2

— Ицкагани! Господин! Такая честь!

— Иттануака, убавь усердие! Твой гигантский нос вот-вот лопнет от прилившей крови! Воистину, твои чресла должны завидовать ему!

— Ты всё шутишь, господин…

— Вот именно! Шучу. А ты что-то не очень смеешься.

— Я растерян. Ты самолично прибыл в мое селение…

— Дела-дела, Иттануако. После сбора урожая надо будет собирать большой караван вниз по Великой. Повезем маис и прочие товары в низовья. Сами торговать будем! Селения Черного Урочища планируют послать двенадцать больших лодок. Я предлагаю тебе присоединиться к нам. Прибыли будут велики!

— Да… Я с радостью… Наверное, я смогу заполнить маисом две… или три лодки.

— Мой носатый друг, ты можешь собрать вдвое больше!

— Излучное — не такое большое селение, господин.

— При чем тут твое Излучное? Ты сидишь, словно, на нефритовой жиле, Иттануака! Твое селение запирает устье Серой Воды. Ты можешь полностью перекрывать всю торговлю с восточными землями. Не пускай туда торговцев, забирай себе их маис за бесценок! И вези всё это вместе с нами в низовья! Да ты богаче меня станешь!

— Но… Ведь там Крыло, там дворец владыки.

— Чтишь владыку? Да только умер он. Уж год, как умер старый хрыч. Или ты считаешь владыкой Недоноска?

Тишина. Сопение.

— Нет… Но… Но ведь это род Золотого Змея. Он хранит весь наш народ.

— Ты уверен? Посмотри, как они живут у себя в долине Серой Воды! Их поля оскудели! Леса усыхают! Так-то их Змей хранит свой народ? А посмотри на нас: сколько четлан уже расселилось по Великой! Только в моем Черном Урочище людей живет больше, чем в Крыле, не говоря уже о более мелких селениях. А ведь уже мой отец перестал платить дань роду владыки. Он отрекся от Золотого Змея Земли! Я тоже верен воле отца. И посмотри: мы процветаем! Ну, так кто же хранит народ четланский?

— Ты богохульствуешь, Ицкагани!

— Я говорю то, что вижу. Жители Серой Воды беднеют и дичают. Уже сегодня они не равны нам, а их дети станут дикими и нищими, как горцы-оцколи. Те ведь тоже одного с нами рода, но четлане уже давно их за своих не считают. Очень скоро я буду брезговать садиться за один стол с жителями Крыла и других тамошних селений.

Пауза.

— А ты, Иттануака. Если я — богохульник, то ты кто?

— Не понимаю тебя, господин.

— Ты величаешь меня господином, а я слышал, что ты недавно ездил в Крыло. Ходил в Дом владыки.

— Кто тебе сказал такое?

— А это неправда?

— Это… правда. Если владыка велит прибыть, разве можно ослушаться?

— Ты снова задаешь вопрос, на который я могу ответить прежними словами. Можно. И я не единственный имачата, что уже давно не слушается владыку Крыла. Ты же…

Пауза.

— Ты же, мой носатый друг, по моему мнению, занимаешься тем, что пытаешься напиться сразу из двух кувшинов.

— Ицкагани!..