Император Цезарь Август. Армия. Война. Политика

1. В год от основания Рима семьсот двадцать второй, а от изгнания царей четыреста восьмидесятый, Рим полностью возвратился к единоличному правлению. Правитель вместо царя был назван императором или более почитаемым именем Августа. (2) Итак, Октавиан, сын сенатора Октавия, а по матери, через фамилию Юлиев, возводивший свой род к Энею, после усыновления его внучатым дядей Гаем Цезарем получил имя Гай Цезарь, а затем, вследствие победы, стал называться Августом. (3) Упрочив свое единодержавие, он принял на себя трибунскую власть. (4) Территории Египта, с наступлением разлива Нила опасной и непроходимой из-за болот, он придал устройство провинции. (5) Чтобы превратить ее в богатый источник продовольствия для Города, он расчистил трудом воинов каналы, заплывшие грязью из-за давнишнего небрежения. (6) В его время из Египта доставлялось двадцать миллионов мер зерна ежегодно.[562] (7) Он присоединил кантабров и аквитанов, ретов, винделиков, далматов к числу провинций римского народа. Уничтожил свевов и каттов, переселил в Галлию сигамбров, паннонцев заставил платить дань. Воевавшие друг с другом народы гетов и бастарнов он принудил к согласию. (8) Персы выдали ему заложников и выбор царей предоставляли его воле. (9) Инды, скифы, гараманты, эфиопы присылали к нему послов с дарами. (10) Наконец, он до такой степени ненавидел мятежи, войны, раздоры, что никогда ни одному народу не объявлял войны без справедливой причины. Он говорил, что рисковать безопасностью граждан в сражениях с непредсказуемым исходом из-за страсти к триумфам и лавровым венкам, то есть к бесполезным пустякам, есть признак хвастливого и легкомысленного нрава; (11) ничто не подобает хорошему императору менее, чем безрассудство: достаточно быстро действует тот, кто действует надлежащим образом; (12) не следует стремиться к войне, если нет полной уверенности в выигрыше, иначе победа, достигнутая ценой тяжких потерь, уподобляется ловле рыбы на золотой крючок, обрыв и потерю которого не может возместить никакая выгода от добычи. (13) В его время за Рейном было разгромлено римское войско с трибунами и пропретором.[563] Он был настолько опечален случившимся, что, находясь в здравом уме, в то же время с размаху бился о стену, обезобразил в знак траура одежду, волосы и прочее. (14) Он горячо осуждал дядю[564] за его изобретение — тот на новый льстивый манер называл воинов соратниками, только бы показаться им любезнее, и тем самим ослаблял авторитет принцепса. (15) Наконец, к гражданам он относился милосерднейшим образом. (16) Показал себя верным друзьям. Из них он особо предпочитал Мецената за умение держать язык за зубами и Агриппу за выносливость в трудах и скромность. Кроме того, высоко ценил Вергилия. Хотя он был разборчив в приобретении друзей, зато на редкость постоянен в их сохранении. (17) К свободным искусствам, в особенности красноречию, он был настолько неравнодушен, что не проходило дня, даже в военном походе, когда бы он не читал, не писал, не декламировал. (18) Он вносил от своего имени законы, как новые, так и исправленные. Умножил и украсил Рим многочисленными сооружениями, с гордостью сказав так: (19) «Я получил Рим кирпичным, а оставляю его мраморным». (20) По натуре он был покладист, приятен, приветлив и остроумен, хорош собой, особенно глазами. Они сверкали наподобие ярчайших звезд, и ему нравилось, когда те, на кого он смотрел, отводили взгляд, будто ослепленные солнечными лучами. Однажды некий воин при виде его вдруг отвел глаза и, спрошенный им, почему он так сделал, ответил: «Потому что я не могу вынести разящего блеска твоих глаз».

(21) Однако такой муж не был лишен и пороков. Ведь он был немного нетерпелив, несколько раздражителен, втайне завистлив, явно властолюбив, до неприличия откровенно рвался к единовластию; был страстным игроком в кости. (22) Хотя он был весьма умерен в отношении еды и вина, а до известной степени — и сна, однако своей похотливости угождал до такой степени, что был опозорен в общественном мнении. Ведь он имел обыкновение возлежать с дюжиной любимчиков и таким же числом молоденьких наложниц. (23) Оставив Скрибонию из-за любви к чужой жене,[565] он стал обладать Ливией, как бы уступленной ему мужем,[566] и женился на ней. У этой Ливии уже были сыновья Тиберий и Друз.[567] (24) Поклонник разнузданности, он, однако, был суровейшим гонителем этого самого порока — по обыкновению людей, упорствующих б преследовании тех же пороков, которым они весьма подвержены сами. Так, он осудил на изгнание поэта Овидия, который Назон, за то, что тот написал три книжечки об искусстве любви. (25) Тем не менее нрава он был веселого и приятного и забавлялся зрелищами всех видов, в особенности массой зверей незнакомого вида.