Император Валгаллы

Зачем? Почему? Они ушли осторожно, тайком. Он вернулся в палатку, принялся осматривать вещи. Упаковки таблеток, консервы ему оставили, а вот оружие забрали. Почему Ли и остальные ушли? То ли передумали идти на метеостанцию, то ли... Что ушли сами, а не по чужой воле, — тут сомнений не было: никаких чужих следов, свидетельств борьбы, набега — ничего. Да Виктор бы услышал. Впрочем, как убрались его спутники, не услышал. А ведь он чутко спал всегда. Теперь голова, как чужая, тяжелая, казалось, вот-вот шея отломится. И во рту привкус мерзкий. Таблетка! Он вспомнил, что вечером жевал пищевую таблетку, и она показалась какой-то странной. Таблетку ему дала Ли. Сказала — в этой белой горошине дневная норма витаминов, потому и вкус такой неприятный. Снотворное? Догадался? Ну, молодец! Значит, она запланировала бегство еще с вечера. И комбат Вася, и его дружки-работяги — тоже. Но почему он ничего не почувствовал? Где его всегдашняя интуиция? Где призраки мортала, наконец? Во второй раз они его подвели.

— Ну и черт с ними! — выругался Ланьер вслух.

Как бы то ни было, а до станции он дойдет в одиночку. К вечеру будет на месте, если бросит спальник и палатку и пойдет налегке и не собьется с дороги. Вчера вечером они долго обсуждали маршрут — дорога сильно петляла, сбиться не составляло труда. Виктор понимал, что рискует: если он не успеет до темноты к станции, ночевать будет негде. Но ежели тащить на себе палатку и спальник, тогда точно придется устраивать еще одну ночевку. Этого ему не хотелось. Нет уж, стоит рискнуть и уложиться в один дневной переход.

Хорошо, если ясная погода сохранится до вечера. А вдруг начнется метель?

«Вот и отлично, спрошу у погодников — не предвидится ли снежной бури», — усмехнулся Ланьер.

Он взял с собой консервы, таблетки, «Дольфин» — согласно карте, предстояло топать через мортал. После кратких раздумий Виктор прихватил с собой несколько термопатронов и люминофор. Он никогда не был настолько безрассуден, чтобы поставить на одну карту все. Если не доберется до станции (шанс такой есть, всегда есть шанс, что выйдет подлянка), наломает лапника, укроется где-нибудь под поваленным стволом, и два термопатрона согреют его ночью.

Палатку, спальник и те вещи, что не брал с собой (котелок, к примеру), он спрятал под камнем, сверху накидал веток, потом присыпал снегом, но так, чтобы можно было найти. Неведомо, что впереди. Может, даст он круг по лесу и вернется сюда к вечеру. Одно его утешало: если Бурлаков или кто другой не предупредил — значит, серьезной опасности не было. Он уже почти доверял своим призрачным советчикам. На той стороне ему будет их не хватать.

Та сторона?

Виктор усмехнулся. А есть ли та сторона?

Помнится, деревенский сумасшедший очень в этом сомневался. Сумасшедший? Ой ли? Что-то кольнуло — отгадка была где-то рядом. Виктор замер. Э, нет, так не пойдет! Вперед! Думать будем по дороге.

2

Виктор шагал, настроение было, в общем-то, неплохое. Предательство попутчиков уже почти не злило: да и смешно было требовать от них верности — тайный агент да кучка бывших рабов, разве они клялись ему в дружбе? Счастье, что они не прирезали его во сне, да ещё оставили термопатроны и консервы. Виктор был снисходителен к себе и другим, а попытки себя или других переделать считал занятием малоперспективным и к тому же неинтересным.

Как там ребята в крепости? Борис? Димаш? Каланжо? После смерти Бурлакова им наверняка не сладко.

Вдруг вспомнился разговор с Каланжо. Разговор шел о вратах, о том, что они очищают. Когда возвращаешься в Вечный мир, ты забываешь о смерти, о боли. Но здесь, в мире войны, до мельчайших подробностей помнишь свою прежнюю жизнь. А что, если те, другие врата, работают наоборот? Проходишь через них и уже не веришь, что существует мир, где нельзя убивать, где ненависть и враждебность считаются недопустимыми чувствами. Приносишь отсюда, из Дикости, в Вечный мир и ненависть, и злобу, усиленные многократно, и жажду смерти. Эрос умирает, остается Танатос. Ты ненавидишь тот мир — он чужой. Ты жаждешь уничтожить всех и каждого. Ну конечно! Конечно! Вот почему императору так важны те, вторые врата. Император говорил, что проход через первые подобен кастрации, а проходя вторые, ничего не теряешь, все остается при тебе — ненависть, злоба и пролитая кровь. Но если так, то возвращение в Дикий мир через вторые врата ведет к тому, что Вечный мир тут же забывается. Становится призрачным, ненастоящим. Морок. Ложь...

Сумасшедший в Картофельной деревне. Тот с пеной у рта кричал: «Нет никакого другого мира. Все ложь, только этот мир, только наш!» Спятил? Нет. Тогда что же получается? Этот парень попал в Дикий мир через те, другие врата?