Император всего

— Ваше Величество! Ремонт гипердвигателя, практически, завершен! Но министр Эль Мизар считает, что нам немедленно надо отбыть на Клайрон.

— На Клайрон?

— Да, Ваше Величество! Министр вне себя от ярости! Качество ремонтных работ его категорически не устраивает! — Хорес вздохнул с облегчением и вытер рукавом проступивший на лбу пот. По дороге сюда, он старательно готовил эту речь.

— Не понимаю, при чем здесь я?

Хорес нерешительно замялся. К такому повороту он не был готов. На лбу у него вновь выступил пот. Вдобавок, он вспомнил премьер-министра, который в бешенстве размахивал в одной руке трубкой, а в другой пистолетом, и даже огрел одного из ремонтников его рукояткой по голове, в благодарность за "отличную" работу.

Видя его замешательство, Брунадар усмехнулся:

— Расслабьтесь, Хорес! — император жестом пригласил его за стол, а генерал Гитон налил полный бокал вина.

— Да здравствует император! — Хорес вскочил и залпом осушил бокал.

— Ну, все, друг мой, идите, — поморщился Брунадар, — а Эль Мизару скажите, пусть поступает, как сочтет нужным. У императора есть более важные дела, чем ремонт корабля!

Обрадовавшись, Хорес хотел было что-то еще сказать, но Алберт, которому он уже порядком поднадоел, запустил в него тапкой. Низко поклонившись, Хорес в спешке удалился.

— Клайрон — прекрасная планета! — Аскилт налил еще вина Брунадару и Алберту, — узнав, что какие-то из моих далеких предков с Клайрона, я много читал о ней.

— А не устроить ли нам замечательную прогулку? — Брунадар отхлебнул вина и откинулся в кресле, — Мой дед, Иберс15, наладил дипломатические отношения с Клайроном, там нет ни хардильеров, ни дангар, я думаю, там вполне безопасно. Эти замкнутые помещения… уже опостылели.

— Не знаю, — подал голос Гитон, — у меня от предыдущей замечательной прогулки до сих пор вся задница болит! — в отличие от остальных, Гитон стоял. Не смотря на благотворное воздействие мази, прописанной Ривьен, сидеть на стуле пока еще было больно.

Но спустя еще пару часов уже и Гитон был готов отправиться на прогулку, и самолично накостылять этим "хам…диль…евам", если, конечно, случай представится.

— Все на прогулку! Все на прогулку! У-у-ух! — приплясывал Алберт.

— Небольшая прогулка?!!! — от неожиданности и возмущения две струйки сиреневатого дыма вырвались из ноздрей премьер-министра, — Да тут повсюду агенты консорциума! Да в любую минуту могут появиться дангары! Да вознаграждение за вашу голову превышает стоимость этой дрянной планетки!

— Возражения не принимаются! Его величество, Брунадар1, отправляется на прогулку! — выразил всеобщее настроение Алберт.

Клайрон встретил путешественников проливным дождем. Но пока Эль Мизар запихивал всю компанию в прокатный аэробот, и они добирались до исторического центра столицы, (министр решил, что там будет поспокойней, и они смогут кое-как затеряться среди туристов), небо расчистилось, и из-за облаков выглянул Колар — "солнце" Клайрона.

А какой здесь был воздух! Удивительный воздух! Почти, как на Кабероне, но все же немного другой. Как показалось полупротрезвевшему Брунадару, разница в том, что в этом воздухе не витает запах приближающейся войны. В нем нет того напряжения, что чувствовалось на Кабероне все последние годы, а может, десятилетия или столетия… Он поправил очки, боже, какой восхитительный вид! Солнце освещало малюсенькие старинные домики, всего по два-три этажа, а ветер отогнал тучи на север, к возвышавшейся гигантскими небоскребами, деловой части столицы, где яркими цветами расцвела радуга. Дети бегали босиком по лужам и плескались в маленьких фонтанчиках. Вокруг, с громким щебетом носились стайки крохотных разноцветных пичуг, облюбовывая для своих посиделок то дерево, то газон, то скамейку.

— О, боже! Будет ли мой Каберон когда-нибудь так прекрасен?! — от нахлынувших чувств, у Брунадара полились слезы.

— Да будет, будет… когда-нибудь…, обещаю! — Алберт, в отличие от всех остальных, вместо того, чтобы любоваться видами, уселся на еще не просохший газон, распахнул халат, и принимал солнечные ванны.

— Прошу вас, ваше величество, — Эль Мизар, заметив слезы императора, протянул ему раскуренную трубку. Его и самого обуревали те же эмоции, и он всячески старался заглушить их, так что трубка была уже далеко не первая.