Император вынимает меч

Утреннее солнце облило холодным серебром выстроившиеся к бою полки. Превосходство было у Эвмена, его войско на четверть преобладало в людях и почти вдвое — в слонах. Но у Антигона была превосходная конница, у него были опытные генералы, на верность которых он мог положиться; его воинам, наконец, нечего было терять, а отчаяние, как известно, придает сил. И потому каждый из полководцев знал, что битва будет нелегкой, и каждый намеревался решить исход ее своим козырем. Для Эвмена таким козырем были аргираспиды, самодовольные и вечно ворчащие, но несокрушимые в бою. Антигон рассчитывал на своих всадников и на… измену. Он верил, что эта измена случится, и он не ошибся.

Но измена случилась не сразу. Начало этого дня было многообещающим для Эвмена. Аргираспиды дружным воплем приветствовали его, поклявшись, что добудут победу. Они отправили к стоящей против них фаланге гонцов, кричавших:

— На кого вы поднимаете руку, мерзавцы? На своих отцов?

Этот крик привел пехотинцев Антигона в сильнейшее замешательство, и они дрогнули, еще не вступив в битву. А затем аргираспиды пошли в атаку. Это было изумительное по своей красоте зрелище — шеренги блистающих серебром щитов воинов, шаг в шаг наступающих на трепещущих в страхе врагов. Антигон понял, что ему не удержать центра и бросил в атаку ударный конный корпус, поддержанный несколькими десятками слонов. Этот корпус должен был смять правый фланг Эвмена, но тот заранее выстроил здесь своих лучших всадников и готов был принять удар.

И тут случилось предательство. Певкест, то ли из ненависти к Эвмену, то ли приняв мзду от Антигона, бросился в бегство, уводя за собой большую часть всадников. Напрасно Эвмен кричал ему, Певкест скакал, не слушая криков. Тогда кардиец собрал немногих оставшихся воинов и слонов и бросился на врага, надеясь навязать бой и дать фаланге время разгромить врагов в центре. Всадники и слоны смешались в единую визжащую массу, засвистели дротики и стрелы, сталь мечей и копий со звоном пала на щиты, доспехи и украшенные золотом шлемы. То была яростная схватка, в какой воины Эвмена доказали право быть победителями. Но врагов было слишком много. Они брали числом, и витязи кардийца один за другим падали наземь, а слоны все чаше вскрикивали от боли, пораженные копьем или брошенным умелой рукой дротиком.

Ну а тем временем аргираспиды делали свое дело. Великолепно отлаженный механизм смерти разорвал центр антигонова войска, сокрушив все выставленные против него заслоны. Если верить историку Иерониму, участнику этой битвы, ветераны перебили около пяти тысяч врагов, сами не потеряв ни единого человека. Столь четки и отточены были их действия, что солдаты Антигона не могли найти в стене щитов даже крохотной щели, куда бы могло просочиться смертельное острие копья.

И победа были близка, ибо аргираспиды уже готовы были повернуть на помощь своей гибнущей коннице, но тут пал слон. Тот самый слон, на какого смотрели все прочие слоны. Слон-гигант, ведший за собою все стадо. И слоны дрогнули, и побежали назад, топча всадников Эвмена. Но и это еще не было поражением, ибо Эвмен успел ускакать на правое крыло, куда сбежал Певкест, и готов был вести в бой свежие конные полки. Но Певкест отказался следовать за Эвменом, крича, что все погибло, а Антигон принял единственно правильное решение. Он направил всадников не против Эвмена, а на вражеский лагерь.

Клубы пыли, поднятые конскими копытами, скрыли от Эвмена этот маневр. Он понял, что лагерь захвачен, лишь когда стали падать шитые золотом шатры. Увидев это, пехота дрогнула. Сначала попятились, посчитав, что все проиграно, наемники, затем дрогнули гипасписты. Последними остановились аргираспиды. Они еще могли идти вперед и довершить разгром врага, который был обескровлен, и нужен был лишь последний удар, чтобы обратить его в бегство. Но аргираспиды смотрели, повернув головы, на разоряемый лагерь, где были их жены и дети, где пропадало столь милое их сердцу барахло, что должно обеспечить им сытую старость. И аргираспиды попятились, даруя врагу надежду на победу. Они начали отступать к реке, отражая наскоки подоспевшей от лагеря конницы.

Это было блестящее отступление, оставлявшее надежду на благополучный исход почти уже проигранной битвы. Выстроившись в каре, аргираспиды сверкающей, обрызганной серебром черепахой пятились к холму, на котором уже закрепились остатки разбитого правого крыла. Эвмен с замирающим сердцем следил за тем, как ветераны медленно поднимаются вверх, отражая ударами копий наскоки пышно разодетых антигоновых витязей. Шаг за шагом, устилая сухую землю телами всадников и своими собственными.

И вот они взобрались почти на вершину, где преследователи наконец-то оставили их в покое, сброшенные вниз стрелами и дротиками устремившихся на подмогу пельтастов. Из глоток аргираспидов рвались тяжелое дыхание и яростный рев.

— Где этот разодетый павлин?! — кричали одни.

— Где Певкест?! — вторили другие.

— На копья его! — орали третьи, самые дерзкие.