Император вынимает меч

На землю пала тьма. Она пришла сразу, черной пеленой окутав степь, небо и сам воздух. Испуганно заржали кони, закричали люди, вскрикнул подстреленный шальной стрелой воин. Кто-то подумал о наступлении хаоса, кто-то о Солнце, проглоченном брюхатой Луной. Лишь у Модэ мелькнула мысль, что тьма может быть связана с его гостем. Может быть…

И тьма исчезла. Щурясь от невыносимо яркого солнца, хунны выбирали поводья, успокаивая лошадей. Вдруг кто-то из них испуганно вскрикнул. Прямо перед хуннской ордой стояли, вытянувшись ровной линией, триста воинов с Аландром перед собой. Лица воинов были суровы, доспехи слепили на солнце, каждый держал в руках лук с оттянутой для выстрела тетивой.

Модэ хотел закричать, призывая воинов к бою, что-то хотел крикнуть и поднявший вверх руку Аландр, но ни один из вождей не успел исполнить своего намерения. Какой-то хунн послан стрелу, попавшую в коня одного из гетайров. И кричать уже было излишне. Залп чернооперенных стрел буквально рассек натрое хуннскую орду. Витязи Аландра били слева и справа от места, где стоял Модэ. Второй их залп пришелся на крылья. Третьего не последовало. Убрав луки, гетайры взялись за мечи и бросились на растерявшихся врагов.

Хунны начали поворачивать коней, но мало кому удалось спастись бегством — расстояние между врагами было слишком невелико. Зазвенела сталь, и расчлененные всадники покатились на землю. Напрасно преданные телохранители пытались защитить Модэ. Их всех изрубили богатыри Аландра. А сам Модэ нашел смерть от руки Могучего Воина. Он встретил эту смерть с широко раскрытыми глазами, как и подобает настоящему витязю. Аландр оценил это. Он даже не стал пенять шаньюю на постыдное степняку коварство. Он лишь сказал:

— Степь должна принадлежать одному.

Могучие руки Аландра захватили в замок шею Модэ. Раздался хруст, и тьма сошла на землю вновь…

Как и рассчитывала Талла, организовавшая трюк с внезапным появлением на охоте гетайров, хунны, лишившись шаньюя и большей части вождей, после недолгих колебаний признали власть Могучего Воина. Пришлось повозиться лишь с двумя восточными родами, которые, впрочем, быстро осознали безнадежность своего положения и признали себя побежденными. Теперь Могучий Воин стоял во главе сразу двух великих племен — хунну и ди. К лету под началом Аландра было восемьдесят полков по тысяче воинов в каждом. К лету Талла решила, что пора.

— Мечи заржавеют в ножнах, если оставить их без дела! — с улыбкой промолвила она. Возлюбленные лежали подле друг друга на мягкой пахучей кошме.

— Что ты затеяла на этот раз? — спросил Аландр.

— Вернуть тебе память. Ведь ты хочешь этого?

— Да, хочу.

— Ты вернешь ее, когда поднимешь свое знамя над дворцом владыки Цинь Ши-хуана.

— Почему я должен враждовать с ним? — удивился Аландр. — У меня был повод для вражды с Туманем, потом с Модэ. Речь шла о моей жизни или о жизни близких мне людей. Но почему я должен враждовать с черноголовыми?

— Потому что не только степь должна принадлежать одному. Мир должен иметь одного императора!

— Я не хочу быть императором. Мне вполне достаточно быть воином.

— Мне недостаточно. Мне!

Талла с улыбкой посмотрела на Аландра. И что-то было в этой улыбке, отчего Аландру захотелось отвернуться.

Но девушка не позволила возлюбленному сделать это. Руки ее вдруг обрели такую силу, что всей мощи Аландра не хватило, чтоб побороть ее. Ему пришлось встретить упрямый взгляд Таллы, которая многозначительно повторила:

— Мне недостаточно! Мне!

И были ее руки столь крепки, и был ее облик столь прекрасен, и такая властная сила исходила из ее сердца, что это почти пугало Аландра, это порождало в его душе восхищение женщиной, маленькой, хрупкой, но такой могучей. Такую женщину хотелось боготворить, такой женщиной хотелось восторгаться, власть такой женщины не стыдно было признать. Но Аландр нашел в себе силы отрицающе покачать головой. Нашел…

На исходе лета полчища степных варваров устремились на юг. И Аландр скакал подле Таллы. А следом, слева и справа шли неисчислимые орды степняков, поманенных обещанием богатой добычи и славы. Их было так много, что издали казалось, будто туча прожорливой саранчи покрыла пожелтевшие холмы, их было так много, что голая, вытоптанная земля оставалась там, где прошли полчища варваров. Разбегались во все стороны пугливые антилопы, суматошно метались в побагровевшем от пыли небе птицы, суслики и скользкие змеи спешили найти прибежище в норах.

Глухой гул сотрясал землю, гул, рожденный мириадами конских копыт. Степь еще никогда не слышала столь грозного звука, порожденного прихотью человека. Этот звук потрясал степь, предвещая грозные перемены.

Этот звук порождал гордость в сердцах воинов. Впервые они собрались в столь огромном количестве. Впервые они и впрямь сделались сы и — варварами четырех сторон света.