Императорская охота

А когда стало темнеть и большое багровое солнце окунулось в свинцовые воды Зеленого моря, они простились, но Леонора обещала, что обязательно придет на пляж на следующий день.

* * *

Вечером того же дня Охотник ( я стану называть его тем именем, что он сам себе выбрал) впервые за три года, прошедшие с момента оставления службы, не зашел в винную лавку старого Витама. Добравшись до дома, он вытащил из пыльного, пропитанного нафталином сундука охотничий мундир — тот, в котором он восемь лет назад щеголял на пляже перед Академией.

Разложив его на столе, Охотник отыскал разноцветные лычки, узорные гербовые нашивки и потускневшие, но от этого выглядевшие еще более героическими медали, которыми наградил его Император за многие славные дела. Дела, которые успел совершить он за пять лет, пока никчемным инвалидом не ушел в бесславную отставку.

Он никогда не задавал себе вопрос: кому нужна Охота? Зачем посылать бравых, здоровых парней на смерть в леса Эсмиральда? Приказы Императора не обсуждались, а опасная жизнь первопроходца, радость повелевать судьбой и оружием утверждать свое право сильнейшего пришлись ему по душе.

Когда Охотник почти закончил работу над своим мундиром, в дверь постучали. Стук заставил его вздрогнуть. Расставив руки, он, словно курица, попытался закрыть свой мундир от чужого взгляда, как курица прикрывает малых цыплят от взгляда незваного гостя — коршуна.

— Кто там? — спросил он и не услышал своего голоса. Слова застряли в гортани. На мгновение ему показалось: вот она! Наглая и бесцеремонная толпа, которая сейчас вломится в дом, в его последнюю крепость — чтобы громко рассмеяться над ним и над его неожиданно вспыхнувшей… Чу! Ни слова! Ведь это и вправду смешно: красавица и калека — опустившийся урод, пытающийся припомнить былую славу, вытащив из могилы давно погребенный труп своего величия.

Но на пороге появились не хохочущие мальцы, а старый, седой и сгорбленный лавочник Витам. Старик принес бутылку темного как чернила вина; он хотел поставить ее на стол, но увидел разложенный мундир, удивленно хмыкнул и осторожно присел на единственный в доме колченогий стул, поставив бутылку на пол перед собой. Незваный гость взглянул на Охотника и тяжело вздохнул.

— Ты не зашел, как всегда… Я подумал, что-то случилось…— неуверенно начал он, и эта неуверенность гостя свидетельствовала, что старик чувствует себя неудобно. Раньше, даже называя его Охотником, никто никогда не верил в этот титул — а, может, просто и не задумывался над его прошлым.

— Я вот как скажу, парень, — Витам снова тяжело вздохнул, внимательно глядя на блестящие нашивки. — Ты не обижайся, если что не так. Я ведь не знал… так… не со зла…

— Ладно, — устало кивнул Охотник, так и не поняв, за что извинялся перед ним Витам. — Ты принес выпить? Что ж, в последний раз…

Он достал с пыльной полки два граненых стакана и, сдув с них пыль пыль, сам разлил темное, пахнущее летом, дурманящее голову вино.

— За тебя… Охотник!

— За тебя, старик!

И они выпили, а потом, при свете тонкой свечки пришивая нашивки, Охотник попросил старика рассказать городские новости, которые раньше никогда его не интересовали. Впрочем, зачем инвалиду знать о делах земных? Он путешествовал лишь с героями «Троецарствия»… Но ведь завтра ему придется говорить о чем-то с девушкой. Не о ветхих рукописях же! Книги нынче никого, кроме убогих, не интересовали, да и подвигами «во имя Императора» калеке хвастать не пристало.

И старый Витам с удовольствием рассказал Охотнику о коронации нового Императора, о постройке церкви в центре городка и еще о многом. В тот же вечер Охотник впервые услышал и о вервольфах-волколаках, по слухам, появившихся в округе…

Затем, когда мундир уже был готов, они выпили снова, и Охотник, взяв лютню, спел старому Витаму несколько своих баллад.

Там, за гладью стекла, ты увидишь старинные острые шпили.

Древний замок застыл в витьеватом круженьи мечты…

* * *

Ночью Охотнику приснился кошмар — темные леса Эсмиральда.

Снова его группа из пяти волонтеров-егерей — старых, опытных и чуть туповатых лесовиков, отлично распознающих опасности, но с трудом шевелящих извилинами, заплесневевшими от уставов — и трех охотников, неопытных безбородых юнцов, только что окончивших Академию и еще не вкусивших горький хлеб своего ремесла, получила приказ провести карательно-разведывательную операцию третьей степени в квадрате 8-Х. Сжимая в руках тяжелые мушкеты, заряженные серебряной дробью, прорубая путь сквозь паутину лиан-людоедов, расцвеченных, словно праздничные гирлянды, дурно пахнущими цветами самых невероятных оттенков зеленого; по колени утопая в черной, пузырящейся гнилой грязи, под палящим даже сквозь многоярусную крышу леса солнцем, они вновь отправились в тот последний, бесславный поход.