Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

– Вы не уедете, все это надо устроить так или иначе.

Приезжает ко мне Потемкин. Я говорю ему:

– Как ты хочешь, Потемкин, а мамзель мою пристрой куда-нибудь.

– Ах, моя голубушка, сердечно рад, да что для нее сделать, право, не знаю.

Что же? через несколько дней приписали мою мамзель к какому-то полку и дали ей жалования. Нынче этого сделать уже нельзя.

(В записи А. С. Пушкина)

Генерал С. Л. Львов

Однажды генерал Сергей Лаврентьевич Львов ехал вместе с Потемкиным в Царское Село и всю дорогу должен был сидеть, прижавшись в угол экипажа, не смея проронить слова, потому что светлейший находился в мрачном настроении духа и упорно молчал.

Когда Потемкин вышел из кареты, Львов остановил его и с умоляющим видом сказал:

– Ваша светлость, у меня есть до вас покорнейшая просьба.

– Какая? – спросил изумленный Потемкин.

– Не пересказывайте, пожалуйста, никому, о чем мы говорили с вами дорогою.

Потемкин расхохотался, и хандра его, конечно, исчезла.

(«Искра», 1859. № 38)

* * *

– Что ты нынче бледен? – спросил его раз Потемкин.

– Сидел рядом с графиней N., и с ее стороны ветер дул, ваша светлость, – отвечал Львов.

Графиня Н. сильно белилась и пудрилась.

* * *

Однажды Потемкин рассердился на Львова за что-то и перестал с ним разговаривать. Однако Львов не обратил на это особенного внимания и продолжал каждый день обедать у фельдмаршала.

– Отчего ты так похудел? – спросил его наконец Потемкин.

– По милости вашей светлости, – ответил сердито Львов.

– Как так?

– Если бы вы еще немного продолжили на меня дуться, то я умер бы от голода.

– Я ничего не понимаю! – удивился Потемкин. – Какое может иметь отношение к голоду моя досада на тебя?

– А вот какое, и очень важное: прежде все оставляли меня в покое и не нарушали моих занятий, а чуть только вы показали мне хребет, я не стал иметь отдыха. Едва только поднесу ко рту кусок, как его вырывают каверзными вопросами… Не смел же я не отвечать, находясь в опале.

(М. Пыляев)

Некто В. считал себя одним из близких и коротких людей в доме Потемкина, потому что последний входил с ним иногда в разговоры и любил, чтобы он присутствовал на его вечерах. Самолюбие внушало В. мысль сделаться первым лицом при князе. Обращаясь с Потемкиным час от часу фамильярнее, В. сказал ему однажды:

– Ваша светлость нехорошо делаете, что не ограничите числа имеющих счастье препровождать с вами время, потому что между ними есть много пустых людей.

– Твоя правда, – отвечал князь, – я воспользуюсь твоим советом.

После того Потемкин расстался с ним, как всегда, очень ласково и любезно.

На другой день В. приезжает к князю и хочет войти в его кабинет, но официант затворяет перед ним дверь, объявляя, что его не велено принимать.

– Как! – произнес пораженный В. – Ты, верно, ошибаешься во мне или моем имени?

– Никак нет, сударь, – отвечал официант, – я довольно вас знаю, и ваше имя стоит первым в реестре лиц, которых князь, по вашему же совету, не приказал к себе допускать.

В самом деле, с этого времени Потемкин более уже никогда не принимал к себе В.

* * *

Состоять ординарцем при Потемкине считалось большою честью, потому что трудная обязанность – продежурить сутки в приемной перед его кабинетом, не имея возможности даже иногда прислониться, – выкупалась нередко большими подарками и повышениями. Один богатый молодой офицер, одержимый недугом честолюбия, купил за значительные деньги право бессменно провести трое беспокойных суток в передней лица, часто страдавшего бессонницей и катавшегося иногда в такое время в простой почтовой телеге то в Ораниенбаум, то в Петергоф, то за тридцать верст по Шлиссельбургской дороге в Островки, где и поныне возвышаются зубчатые развалины его замка. К несчастью молодого честолюбца, сон как нарочно овладел князем, и под конец вторых суток добровольный ординарец истомился и изнемог, затянутый в свой нарядный мундир. Только перед утром третьего дня судьба улыбнулась ему. Князь потребовал лошадей и поскакал в Петергоф, посадив его на тряский облучок повозки. У счастливца, как говорится, едва держалась душа в теле, когда он прибыл на место, но зато в перспективе ему виднелись ордена, повышения и т. п.

– Скажи, пожалуйста, за какой проступок тебя назначили торчать у меня столько времени перед кабинетом? – спросил у своего спутника Потемкин, очень хорошо понимавший трудность дежурства.

– Чтобы иметь счастье лишний час видеть вашу светлость, я купил эту высокую честь, – отвечал молодой человек с подобострастием.

– Гм! – значительно откашлянулся Потемкин и потом добавил: – А ну-ко, стань боком.

Ординарец через силу сделал ловкий, быстрый полуоборот.

– Повернись теперь спиной.

И это приказание было прилично исполнено. Молодой человек, подкрепляемый надеждами при таком тщательном, непонятном ему осмотре, исполнил и это с совершенством.

– Какой же ты должен быть здоровяк! – произнес только Потемкин и пошел отдыхать.