Императорская Россия

Заглянем в источник

К концу николаевского царствования цензура буквально душила прессу и писателей. Вот запись, сделанная уже во времена Александра II в дневнике Е. А. Штакеншнейдер, дочери знаменитого архитектора. Запись передает ощущения человека, который вышел из невыносимо душного помещения и рассказывает другому об этом ужасе:

«Суббота 15 сентября 1856 года… Пока нас не было в Петербурге, преобразились журналы… Что это было в прошлом году! Цензура придиралась к словам и видела тайный смысл там, где его не было; вычеркивали страницы, вычеркивали отдельные слова, как, например: тиран, гимназист, солдат, камена; искажали труд писателей и – понятно – возмущали их. Между тем зло, которое действительно существовало, не искоренялось, а увеличивалось, потому что росло неудовольствие. Зависимость от цензора, который не понимал, что такое камена, и имел право вычеркнуть и вычеркивал это слово и тем искажал поэтическое произведение, была действительно нестерпима. Горе было писателям и поэтам! Как ухитриться, чтобы труд не пропал и был напечатан? Точных правил что цензурно, что нецензурно, не было, не могло быть. Были общие правила, частности же зависели от взгляда, понимания и мнения цензора. Но цензор сам зависим, и он отвечает за пропущенную статью местом своим, т. е. насущным хлебом своим и семьей своей. Случалось, что цензор калечил или не пропускал совсем произведение, и тогда о том знали и роптали только сам автор и его кружок. Но случалось, что по недосмотру или другим каким причинам пропускал – и уже напечатанное произведение обращало на себя внимание, – тогда дело принимало иной, более грозный вид. Тогда доставалось цензору, тогда говорили не один только автор и его кружок, но говорил весь город, тогда цензура шалела, а писатели и журналисты теряли голову. Неужели все это кончилось и теперь все будут довольны?»

Николаевский Петербург

Николаевский Петербург был не чета александровскому, более похожему на грандиозную стройку с царством заборов, которыми окружали сооружения. Теперь, при Николае I, эти здания были не только закончены, но и вовсю заблистали своей вечной красотой. Архитектор Карл Росси почти ничего не строил. В 1832 году рано постаревший и больной, он отпросился в отставку и до самой своей смерти в 1849 году не прикасался к карандашу. Казалось, что он рано исчерпал себя до дна, разом выплеснув всю свою гениальную энергию на улицы и площади Петербурга и, опустошенный, замер в ожидании смерти. К 1832 году он закончил не только триумфальный ансамбль Главного штаба, но и многое другое. Он создал совершенно новый, неожиданно величественный и одновременно камерный ансамбль площади Александринского театра. И с земли, и с высоты птичьего полета этот ансамбль удивляет и до сих пор гармонией самых разнообразных объемов.