Императорские фиалки

— Вы интересуетесь Ганой, барышней Ганой Ваховой? — недовольно спросил Напрстек, когда Борн признался ему во всем и попросил использовать общественный аппарат Американского клуба, чтобы помочь ему встретиться с Ганой. — Скажите, почему вас интересует она, а не Бетуша? Бетуша была бы подходящей женой для коммерсанта, у нее практический подход к жизни! Нет, нет, извините, я ничего не имею против барышни Ганы, наоборот, но скажите, кто из них решил плыть против течения и изучить бухгалтерию, Гана или Бетуша? Гана — мечтательница, прекрасная душа, но она и понятия не имеет о реальной жизни. Чему вы улыбаетесь? — При последних словах Напрстека Борн, вспомнив о сорока гульденах, которые зарабатывала практичная Бетуша, и о ста гульденах ее непрактичной мечтательницы-сестры, не сдержал улыбки. — Если женитесь на Бетуше, Борн, — продолжал Напрстек, — она будет волчком вертеться по вашему магазину.

Борн возразил, что ему нужен не волчок, который вертелся бы по его магазину, а женщина, которая ему нравится, красивая и видная, и чтобы, ко всему прочему, она стала бы хорошей матерью его осиротевшему сыну.

Напрстек подумал, что между понятиями «красивая, видная женщина» и «хорошая мать осиротевшему сыну» есть некоторое противоречие.

— Ну, если вы так решили и не хотите жениться на Бетуше, я счастью Ганы мешать не стану. Как же нам это устроить? На наши лекции вам ходить воспрещается, разве только проберетесь в мой чуланчик, но что толку! Вот как нападает побольше снега, мы возобновим наши ежегодные прогулки в Стромовку, а прогулки на лоне природы — это не то что лекция в закрытом помещении, в них иногда принимают участие и солидные, пожилые господа. Я приглашу директора высшей женской школы, одного университетского профессора и, с божьей помощью, — вас; надеюсь, это не вызовет пересудов.

«Прогулка, — записала об этом событии Бетуша, — удалась на славу. Выехали с площади перед домом «У Галанеков» в наемных каретах, в первой — пан Напрстек со своей матушкой, во второй — барышни Ваховы и пан Борн, который устроился напротив них. Пан Напрстек нес под мышкой сверток, напоминающий книгу, но оказалось, что это не книга, а складная скамеечка с подставкой для ног, которую он захватил с собой, чтобы у его матушки не замерзли ноги, если ей вздумается посидеть где-нибудь на лоне природы. Когда веселая компания добралась до места, решили поиграть в снежки, а потом слепили снежную бабу. Пан Борн, видно, предвидевший, что затеют лепить снежную бабу, припас забавный сюрприз, а именно — турецкую феску, которую под дружный смех, крики «браво» и аплодисменты присутствующих водрузил на голову снежной бабы, и сразу же стал душой общества. Пан Борн, вопреки своему возрасту — ему уже исполнилось тридцать семь, — еще красивый мужчина с благородными манерами, явно оказывал особое внимание барышне Гане, соблюдая, однако, светские приличия, так что это никого не могло шокировать. Когда от беготни на морозном воздухе все приутомились, то нашли прибежище в ближайшем ресторанчике, где подкрепились чаем и пуншем. Пан Борн подсел к барышне Гане, развлекая ее остроумной беседой, и не удивительно, что не только ее расположение снискал, но и сердце в полной мере покорил».

Не поторопился ли с выводами автор хроники, соответствует ли действительности ее последняя фраза? Если Борн когда-нибудь и покорил сердце Ганы, — впрочем, никто толком не знает, в чем заключается точный смысл этого образного выражения, ныне вышедшего из употребления, — так этого не произошло ни в Стромовке, ни на Влтаве, где спустя неделю Американский клуб устроил катание на коньках. Об этом свидетельствует событие, имевшее место в среду, 5 января года одна тысяча восемьсот семидесятого, когда Борн, предварительно письмом известив Вахов о своем визите, явился к ним во фраке с белым галстуком и попросил руки их дочери Ганы.

Зачем понадобилось Борну заранее посылать письмо, об этом знаменитый «Der gute Ton in alien Lebenslagen» в обширной главе о визитах ничего не говорит. Дело в том, что автор этого полезного труда предполагал, что люди, посещающие друг друга, окружены слугами и имеют свои приемные дни. Однако Борн, понимая, что Ваховы не окружены слугами, приемных дней не имеют, и не желая смущать их, — застать маменьку, скажем, за корытом, а папеньку — в постели, — заранее известил их о своем визите. Письмо его вызвало ужасный переполох, особенно разволновалась маменька, она почти всю ночь не спала: что ему надо, что могло понадобиться от нас шефу первого славянского магазина в Праге? Какая еще беда нам грозит? Похвалит он Бетушу или повысит ее в должности? А может, сообщит, что увольняет ее? Но вряд ли он пожаловал бы к нам с этой целью! Супруги уже смирились с тем, что дочери никогда не выйдут замуж, и даже не могли допустить фантастической мысли о том, что Борн попросит руку одной из них, а если мысль эта у них и промелькнула, то каждый держал ее про себя.