Нет сомнения, что в такой ситуации использовались прежде всего средства, специально накопленные на случай голода в так называемых государственных амбарах. Создание системы таких амбаров издревле практиковалось в Китае. Этот порядок был одобрен Чжу Юань-чжаном. Чжу Ди также подтвердил полезность и необходимость данного мероприятия в специальном указе от 18 августа 1411 г. [23, цз. 117, 1492–1499]. Однако, забегая вперед, нужно сказать, что указанная система страдала рядом несовершенств — запасные фонды имелись далеко не повсеместно. o Поэтому материальная помощь, как показывают источники, могла выделяться непосредственно из фондов собранных налогов (т. е. из средств центральной казны), из средств воинских соединений, стоявших недалеко от района бедствия, и прочих «обнаруженных запасов». Зафиксирован даже случай выдачи помощи из средств ближайших станций правительственной почты [23, цз. 123, 1553].
В «Мин Тай-цзун ши лу» с 1402 по 1424 г. отмечено около 90 случаев оказания крупной материальной помощи пострадавшему населению. При этом наиболее интенсивно эта мера применялась в 1403 и 1411–1416 гг. О масштабах помощи в начале XV в. может свидетельствовать тот факт, что она могла распространяться на сотни тысяч домохозяйств и исчисляться сотнями тысяч даней зерна, вплоть до 1 млн. 380 тыс. даней [23, цз. 172, 1909].
Желая упростить процедуру оказания помощи, которая предусматривала подачу доклада о бедствии в центр, проверку центром положения на месте и лишь затем — распоряжение о выдаче средств, правительство в апреле 1422 г. дало местным властям директиву самим оказывать помощь пострадавшим, впоследствии ставя в известность двор [23, цз. 247, 2312].
Еще одним аспектом «заботы о народе» наряду с отмеченными мероприятиями в области налоговой политики было четко выраженное субъективное стремление двора к усовершенствованию дел в сельском хозяйстве. Это проявлялось в стараниях наладить получение с мест правдивой информации о состоянии хозяйства и своевременно устранять «то, что приносит зло» народу, одновременно внедряя «то, что приносит пользу» ему. С этой целью правительство многократно рассылало местным властям приказания правдиво сообщать в центр, «в чем заключается выгода и в чем беда для военного и гражданского люда» [23, цз. 25, 456, 465, цз. 29, 521, цз. 123, 1543]. Подчеркивая свою личную заинтересованность в получении подобной информации, Чжу Ди писал: «Хочу все знать: какой год урожайный, какой — нет, счастлив ли народ или же скорбит» [23, цз. 129, 1602].
С этой же целью из столицы систематически рассылались специальные эмиссары [23, цз. 17, 306, цз. 129, 1602, цз. 226, 2269]. Инструкции, которые давались им, весьма красноречивы: «Приглашайте к себе военный и гражданский [люд] и выспрашивайте, каковы [его] выгоды и польза и каковы беды и что нужно изменить [для общей пользы]. Обо всем [следует] докладывать [двору]… Все, что полезно для него (народа), но не осуществлено — осуществите, [все], что вредно для него и не изменено — измените» [23, цз. 17, 306, цз. 226, 2269].
В связи с намерением внедрять то, что приносит пользу сельскому населению, правительство Чжу Ди обращает серьезное внимание и на вопросы ирригации. В источниках зафиксировано довольно много докладов с мест о необходимости проведения тех или иных ирригационных работ. Центральные власти, относя это к разряду «срочных дел», почти всегда санкционировали их проведение. Если у местной администрации не хватало возможностей для проведения этих работ, двор разрешал привлекать население соседних районов, а также солдат [23, цз. 14, 261]. Правительство проводило крупные ирригационные работы и в централизованном порядке. Например, в 1403–1404 гг. такие работы были проведены в Чжэси (совр. пров. Чжэцзян) под присмотром начальника Ведомства налогов Ся Юань-цзи [16, цз. 13, 900, цз. 14, 625–626]. Ирригация в условиях средневекового Китая всегда была одной из забот правительства. Поэтому в данном случае важно лишь констатировать, что это прослеживается и в рассматриваемое время.
Все названные выше аспекты «заботы о народе» дополнялись традиционными усилиями по его «воспитанию». Последнее, безусловно, относится более к идеологической, чем к экономической сфере политики. Но именно здесь наиболее ярко проявлялась озабоченность императорского двора социальным спокойствием масс, что совпадало с общими целями, преследуемыми мероприятиями «заботы о народе». Задачи, преследуемые «воспитанием» населения, можно хорошо представить на примере императорского указа от 13 июля 1409 г., который гласил: «Я управляю Поднебесной, как прежние государи, ставившие своей задачей успокоение народа. А путь к успокоению народа прежде всего в его перевоспитании. Это значит [добиться, чтобы] высшие и низшие поддерживали друг друга, нравы и обычаи были добрыми и в Поднебесной [царил] мир». [23, цз. 92, 1199].