Императорский Китай в начале XV века

В послании, привезенном Гао Вэем в Пекин, возникновение войны изображалось чистой случайностью на фоне всеобщего удовлетворения в стране новым политическим курсом правительства: «Нынешний Сын Неба объявил о [проведении] новой политики. Все в Поднебесной испытывали радость [от этого]. Неожиданно возникла ссора между великим ваном (Чжу Ди. — А. Б.) и императорским двором. [Вы] развернули свою армию и выступили неизвестно во имя чего» [16, цз. 11, 809]. В связи с этим предлагалось уладить «недоразумение» пока не поздно. Мир обставлялся следующими условиями: Янь-ван должен письменно признать свою вину и просить прощения у императора; северяне должны прекратить военные действия; войска Янь, включая охранные гарнизоны, подлежат роспуску. В обмен на это Чжу Ди и его приверженцам было обещано прощение и сохранение жизни. Заканчивалось послание угрозой, что если сейчас Чжу Ди откажется от этих условий, то впоследствии вступать в переговоры будет уже поздно [16, цз. 11, 809].

Большой интерес представляет аргументация, с помощью которой делалась попытка склонить Чжу Ди к миру. Посол пугал последнего безнадежностью борьбы: «С начала военных действий прошло уже несколько месяцев, а [ван] еще не может выйти за пределы очень небольшого района, который едва ли составит пятнадцатую часть Поднебесной. Командиры и солдаты великого вана гибнут и получают ранения [в боях]. Сравнимо ли [все] это с тем, что императорский двор располагает неограниченной по численности армией во всей Поднебесной! Великий же ван располагает лишь ограниченным числом людей из одного удела, которые пойдут за ним. Число приверженцев великого вана среди учено-служилого сословия (ши), вероятно, не превышает 30 тыс. человек» [16, цз. 11, 809].

Последняя фраза чрезвычайно интересна как единственная, хотя и весьма приблизительная попытка определить число приверженцев «мятежников» в стране. Судя по общей направленности послания, Гао Вэй, вероятно, приуменьшил число оппозиционно настроенных к правительству людей. Но даже указанная цифра — 30 тыс. человек — говорит о значительности оппозиции, если учесть, что она относится лишь к одному определенному слою китайского общества — учено-служилому сословию.

Доводы Гао Вэя не возымели действия. Чжу Ди, если бы даже и захотел, не мог пойти на одностороннее разоружение и признание своей вины без каких-либо встречных шагов со стороны двора. Поэтому посол не был удостоен в Пекине официального приема и отбыл ни с чем на юг [27, цз. 2, 70].

Пока Гао Вэй пытался завязать переговоры о мире, новый главнокомандующий правительственной армией Ли Цзин-лун в октябре выступил во второй поход на север. Узнав о действиях главных сил противника в районе Данин — Сунтингуань, он двинулся прямо к Пекину и в начале ноября 1399 г. осадил город. Но взять укрепленную столицу Янь не удалось. Защитникам помогало население города. Осада затягивалась. 3 декабря к Пекину подошли основные силы армии Янь. В трехдневных боях войска Ли Цзин-луна были разбиты и отброшены на юг. Сам главнокомандующий бежал в Дэчжоу (пров. Шаньдун) [16, цз. 11, 813]. Второй северный поход закончился неудачей.

Свой военный успех Чжу Ди попытался дополнить дипломатическим наступлением. 6 декабря 1399 г. он направил в столицу письмо, которое пунктуально опровергало все обвинения, выдвинутые против него двором еще до войны или в самом начале военных действий. Одновременно в письме содержалось обвинение противной стороны как зачинщика междоусобной войны. Чжу Ди требовал казни Ци Тая и Хуан Цзы-дэна. Никаких принципиально новых требований, по сравнению с августовскими документами, здесь двору не предъявлялось. Пожалуй, единственное, что обращает внимание, — это претензия на неправомочность двора устанавливать число чиновников и войск в уделах ванов [23, цз. 5, 46]. Но на фоне общих претензий и контрпретензий это лишь деталь.

Интересно не столько само письмо от 6 декабря, сколько реакция на него в столице. Крупные военные неудачи заставили правительство пойти на создание видимости уступки Янь-вану. 23 декабря было объявлено о снятии Ци Тая и Хуан Цзы-дэна с должностей и о высылке их из столицы [16, цз. 11, 812]. Однако на деле они остались при дворе и продолжали выполнять свои функции [29, цз. 141, 7425(2); 32, цз. 16, 15]. К Чжу Ди же направили гонца с сообщением об устранении от дел ненавистных ему сановников. Обман был настолько явным, что в Пекине даже не сочли нужным как-либо реагировать на него. Военные действия продолжались.