Императорский Китай в начале XV века

Тем временем в столице была разыграна традиционная церемония прошения нового претендента на престол о вступлении на трон. С 14 по 16 июля удельные ваны, столичные сановники, военачальники и «народ» трижды просили Чжу Ди стать императором. Официальное восшествие на престол состоялось 17 июля [23, цз. 9 (II), 131–135].

Чжу Ди[19]

Таким образом, вопреки всем своим заверениям, что война ведется лишь против «коварного» окружения прежнего императора, а не против самого монарха, Чжу Ди прибег к дворцовому перевороту и утвердился на троне. В официальных документах такая перемена объяснялась чисто случайным стечением обстоятельств. Манифест о вступлении Чжу Ди на престол, датированный 30 июля, в частности, гласил: «[Я] стремился приблизиться к идеалу друга… А [император], не разобравшись в моих душевных чаяниях, заперся во дворце и сжег себя. [Он] сам отказался от престола… Небо и Земля, злые и добрые духи не допустят того, чтобы дела [управления государством] остановились… Престол не может долго пустовать, а священные реликвии не могут быть без хозяина» [23, цз. 10 (I), 144–145]. Однако, как свидетельствует уничтожение семьи Чжу Юнь-вэня, приход Чжу Ди к власти был обдуманной и запланированной акцией.

Можно ли на этом основании предполагать, что захват престола с самого начала междоусобной войны являлся целью Чжу Ди? Отмеченный в первой главе династийный спор в 90-х годах XIV в. и последующее старшинство Чжу Ди в императорском роду позволяют думать, что такая цель могла ставиться. Но, в интересах престижа изображая себя обиженной правительством стороной, Чжу Ди не мог выставлять открыто столь далеко идущие планы. Вместе с тем соотношение сил в начале войны и последующая длительная борьба с переменным успехом не позволяли Чжу Ди и его сторонникам с уверенностью надеяться, что подобная цель осуществима. Иначе говоря, перспектива захвата престола учитывалась пекинской группировкой, но в зависимости от хода борьбы не отвергались и более скромные успехи — полное или частичное исполнение требований, предъявленных правительству.

Элемент борьбы за престол, несомненно, присутствовал в войне «Цзиннань». Но не он определял ее причины и характер. Социальная база, на которую полагался Чжу Ди, начиная войну с центральным правительством, была, как отмечалось, гораздо шире, чем круг его личных приверженцев, желавших возвести его на престол. Группировка Чжу Ди не смогла бы выстоять и победить, если бы она не опиралась на сравнительно широкий фронт недовольства, образовавшийся в результате внутриполитической борьбы в стране. Династический спор лишь сопутствовал развитию конфликта, вливаясь в него как одна из струй в многоплановый поток противоборствующих интересов[20].

Поскольку это было так, то смена императора сама по себе не могла ликвидировать внутренние противоречия, приведшие к войне. Отсюда рамки переворота 1402 г. не могли ограничиться одной лишь сменой монарха. Группировка Чжу Ди должна была осуществить обещанные изменения в политическом курсе предшественников. Здесь мы подходим к основному содержанию переворота 1402 г.

В упомянутом манифесте от 30 июля прослеживается мысль, что смена монарха была лишь средством к изменению порочной, с точки зрения составителей документа, политики правительства Чжу Юнь-вэня. Манифест гласил: «Молодой император по причине незрелости и мягкости своего характера, по своим природным качествам не подходил для наследования и сохранения великого дела. [Он] возвысил коварных [сановников] и [оказал им] доверие, [а они] изменили старые законы, загубили ванов, изгнали [прежних] наставников, поручили политику мелким чиновникам, служившим на чужбине, без меры предавались разврату… Молодой император в свое время не осознал своей вины» [23, цз. 10 (I), 144]. Как видим, необходимость смены монарха предстает здесь отнюдь не случайностью. Тем самым в одном манифесте приводились две по существу противоречившие друг другу версии, объяснявшие перемены на троне. При этом последняя более точно отражала смысл происшедших событий.

Направленность переворота 1402 г. против всей политики предшествующего правительства нашла проявление и в развиваемой в манифесте от 30 июля мысли о неизбежности внутреннего военного конфликта в стране после 1398 г. даже в том случае, если бы Чжу Ди остался в стороне от него. В документе провозглашалось от имени Чжу Ди: «Если бы я и не начал войны, то и тогда в Поднебесной нашлись бы [люди], которые, прослышав о преступных [сановниках], ополчились бы против них» [23, цз. 10 (I), 144]. В этом заявлении отразилось понимание объективного характера внутриполитических противоречий в стране на рубеже XIV–XV вв. Иначе говоря, на первый план здесь выдвигалась необходимость отстранения от власти проводников прежнего политического курса, а какими путями этого достигнуть — это уже другой вопрос.