Императорский отбор

Меня передернуло от одной только мысли, когда я представил Карину на месте этой бедолаги. Уж не знаю, смог бы я одолеть Ворона, но в том, что дрался бы с ним до последнего, сомнений не оставалось. Мне так захотелось порвать ублюдка в клочья, что не сразу заметил, как праведный гнев выплескивается из души на волю, обжигает глаза и золотым туманом клубится вокруг кулаков. И только когда подруга осторожно взяла за руку, пришел в себя и малость поостыл, прежде чем взорваться вспышкой света и ненароком обжечь стоящих рядом вампиров.

Я так охренел от увиденного, что не успел вовремя вмешаться. А когда ринулся на выручку, Семен уже закончил экзекуцию и поднялся с дебильной улыбкой. Видимо, амбал считал себя самым веселым, находчивым и однозначным победителем турнира. И не он один: провожатый — уж не знаю, приходился ли родичем по крови, но по духу уж точно — оттопырил большой палец, мол, молодец, парень, показал себя. Собравшиеся вяло захлопали чисто из этикета, а Софья изогнула бровь и пригласила к барьеру следующего кандидата.

— Вам надо разъяснить условия? — спросила с издевкой.

— Нет, — хмуро бросил немец.

Судя по угрюмой мордахе, Герман чувствовал легкую обиду — ведь это он должен был пороть девку, а проклятый бородач увел его хлеб прямо из-под носа. Теперь надо на ходу выдумывать и выкручиваться, ведь еще одно избиение вряд ли получит баллы за оригинальность. Амелия, тем не менее, думала иначе — для нее сибиряк стал наглядным примером того, что ждет ее — только еще больнее и жестче. Немец не привык уступать никому, и уж если соперник орудовал голой рукой, то Гессен неминуемо возьмется за палку. Но так как шпицрутена поблизости не оказалось, вполне сгодится и армейский ремень — широкий, прочный и тяжелый.

Конечно, я не умел читать мысли, но на поникшем бледном личике читалась покорная обреченность. Служанка стояла, как вкопанная, опустив голову и сцепив пальцы на переднике, и не смела даже шелохнуться в ожидании приговора. Зрители же, наоборот, словно очнулись ото сна и пребывали в заметном возбуждении — включая тех, кто прежде не проявлял к состязанию пылкого любопытства. Ибо все уже знали характер прусака и его несгибаемый напор, а значит, представление обещало быть весьма интригующим.

Однако Герман не спешил наказывать служанку, все еще находясь в задумчивой нерешительности. Наверное, соображал наиболее изуверский способ, чтобы и амбала победить, и впечатлить искушенную публику. Не знаю, сколько это продолжалось — может, около минуты или чуть больше, но напряжение передалось уже и мне. Наконец белобрысый шагнул вперед и взялся за пояс — ну, все понятно, сейчас пойдет веселье.

Я взглянул еще раз на дрогнувшие тонкие плечи и понял, что если хлыщ только попробует обидеть кроткую милашку, я наплюю на правила вечера и устрою знатный мордобой. Герман стоял спиной и потому никак не мог видеть ни вздутых желваков, ни стиснутых челюстей и кулаков, ни уничтожающего взгляда исподлобья. И все равно неожиданно для всех произнес:

— Я отказываюсь.

Придворные — в том числе и носферату — недоуменно ахнули. И даже непрошибаемая Софья в изумлении приподняла бровь и переспросила:

— Вы уверены?

— Да, — немец вытянулся по струнке, точно готовясь самому пройти через строй и отрывисто кивнул. — Можете меня вычеркивать.

И, крутанувшись на каблуках, вернулся к своему провожатому, все так же опасаясь смотреть по сторонам. Жестом подозвав лакея с подносом, опрокинул бокал, втянул голову в плечи и нахохлился, как сыч, хотя седобородый «капитан» встретил подопечного с улыбкой и вовсе не собирался ругать за малодушие и трусость. Которые, как показалось Гессену, он и проявил.

— Господин, но почему? — Амелия обернулась и прижала руки к груди. — Вы не должны проигрывать из-за меня! Просто… — со вздохом опустила глаза, — сделайте что-нибудь. Ничего страшного не случится, я готова потерпеть ради вас.

— Замолчи, — смущенно процедил наследник, все так же стоя ко всем затылком. — И иди сюда.

— Но я…

— Иди. Сюда, — по-военному строго отчеканил в ответ. — Живо.

Девушке не оставалось ничего, кроме как подчиниться и с кислой миной встать подле хозяина. И хотя участник снялся по доброй воле, что технически являлось поражением, вскоре раздались одиночные, но довольно громкие хлопки. Хлопала Софья — и судя по благородно-строгому выражению личика вовсе не для проформы. Готов поклясться чем угодно — ей пришлось весьма по нраву такое решение, и я был бы не я, если бы тоже его не поддержал.

И очень скоро к нашему дуэту присоединилась добрая дюжина — как из челяди, так и из благородных. Хлопали придворные дамы, хлопали гвардейцы и даже одна из приближенных фрейлин, невзирая на явно недовольную этим принцессу. Скромная, но искренняя овация дала Герману понять, что его поступок — вовсе не позор, а вполне себе достойный выбор. Парень в кои-то веки обернулся и смущенно отвесил поклон на радость сторонникам, после чего соревнование продолжилось.