Императорский Рим в лицах

Цезарь же прежде всего послал за своими войсками. Он всегда предпочитал действовать скорее страхом неожиданности и смелости, чем основательностью подготовки. Поэтому в столь великой войне он решил прежде всего совершить нападение с 5 тысячами человек и вовремя успеть захватить выгодное положение в Италии. Центурионов (военачальников) с небольшим отрядом наиболее храбрых воинов, переодетых в гражданское платье, он выслал вперед, чтобы они проникли в Аримин (совр. Римини в Северной Италии) и внезапно захватили бы этот город, который является первым в Италии на пути из Галлии. Сам Цезарь вечером под предлогом нездоровья ушел с ужина, покинув своих приближенных. Он сел на колесницу и направился в Аримин, а всадники следовали за ним на некотором расстоянии. Быстро доехав до реки, которая называется Рубикон и служит границей Италии, Цезарь остановился. Глядя на течение воды, он стоял в раздумье, взвешивая в уме каждое из тех бедствий, которые последуют, если он с вооруженными силами перейдет эту реку. Наконец, приняв решение, Цезарь сказал своим спутникам: «Если я не перейду эту реку, друзья мои, то это будет началом бедствий для меня, а если перейду, то это станет началом бедствий для всех людей». Сказав это, он стремительно, как бы по вдохновению свыше, перешел через Рубикон, добавив: «Да будет жребий брошен!»

Быстро подойдя к Аримину, Цезарь на рассвете захватил его и двинулся дальше, оставляя свои военные отряды на удобных позициях. Все окрестное население Цезарь старался привлечь на свою сторону либо силой, либо гуманным отношением. Повсюду началось паническое бегство в страхе и слезах. Никто толком ничего не знал, и все думали, что Цезарь идет с несметным войском» (Ann. Г. В. II, 34-35).

Свой путь к власти Цезарь начал, когда ему еще не было двадцати лет; он перешел Рубикон 10 января 49 г. до н. э., когда ему было уже за пятьдесят.

«После взятия Аримина как бы широко распахнулись ворота перед войною во всех странах и на всех морях, и вместе с границей провинции были нарушены и стерты все римские законы; казалось, что не только люди в ужасе мечутся по Италии, но и сами города, снявшись со своих мест, мчатся, враждуя друг с другом.

В самом Риме, который был затоплен потоком беженцев из окрестных городов и селений, власти не смогли поддержать порядка ни уговорами, ни приказами. И немногого недоставало, чтобы город сам себя не погубил в этом великом смятении и водовороте. Повсюду буйствовали противоборствующие страсти и неистовые волнения. Помпея, который был ошеломлен не менее других, теперь осаждали со всех сторон Помпеи бежал из Рима. Консулы бежали, не совершив даже обычных жертвоприношений перед дорогой; бежало и большинство сенаторов с такою поспешностью, что они захватывали с собой из своего имущества первое попавшееся под руку, словно имели дело с чужим добром. Были и такие, которые раньше горячо поддерживали Цезаря, а теперь, потеряв от ужаса способность рассуждать, без всякой необходимости дали себя увлечь этому потоку всеобщего бегства.

Но самым печальным зрелищем был вид города Рима, который накануне великой бури казался подобен кораблю с отчаявшимися кормчими, несущемуся по волнам и брошенному на произвол судьбы» (Плут Цез. ХХХШ-ХХХГ7).

На пути к Риму Цезарь не творил никаких жестокостей, более того, он старался демонстрировать свою гуманность. Поэтому, когда он подошел к столице, паника улеглась, и он стал хозяином Италии без кровопролития.

«Цезарь нашел Рим в более спокойном состоянии, чем ожидал, и так как много сенаторов оказалось на месте, он обратился к ним с примирительной речью, предлагая отправить делегацию к Помпею, чтобы достигнуть соглашения на разумных условиях. Однако никто из них не принял этого предложения либо из страха перед Помпеем, которого они покинули в опасности, либо не доверяя Цезарю и считая его речь неискренней.

Народный трибун Метелл хотел воспрепятствовать Цезарю взять деньги из государственной казны и ссылался при этом на законы. Цезарь ответил ему: «Оружие и законы не уживаются друг с другом. Если ты недоволен моими действиями, то ступай прочь, ибо война не терпит никаких возражений. Когда же после заключения мира я отложу оружие в сторону, ты можешь появиться снова и ораторствовать перед народом. Уже тем, – добавил он, – что я тебе все это говорю, я поступаюсь моими правами: ведь и ты, и все мои враги, которых я здесь захватил, – все вы находитесь целиком в моей власти».

Сказав это Метеллу, Цезарь направился к казне, и так как не нашел ключей, то послал за мастерами и приказал взломать дверь. Метелл, одобряемый похвалами нескольких присутствовавших, вновь стал ему противодействовать. Тогда Цезарь решительно пригрозил Метеллу, что убьет его, если тот не перестанет ему досаждать. «Знай, юнец, – прибавил он, – что мне гораздо труднее сказать это, чем сделать». Эти слова заставили Метелла в страхе удалиться, и все средства, необходимые для предстоящей войны с Помпеем, были доставлены Цезарю быстро и беспрепятственно» (Плут. Цез. XXXV).