Читаем Императорское королевство. Золотой юноша и его жертвы полностью

— Нет! Вы предлагали мне это, но я отказался, сейчас тоже отказался бы. Чтобы добиться свободы, я готов унизиться до того, чтобы человека вроде вас назвать честным. Но унизиться до положения дурака, унизить свой ум, самое дорогое, что есть у меня в жизни, — этого никогда не будет! Ни-ког-да! На это способны вы, солидные политики, адвокаты, торговцы, честные фарисеи; способны, если предоставится возможность. Я всем расскажу, как вы упрятали в тюрьму своего шурина, и буду кричать: Розенкранц симулирует, его подговорил Пайзл! Итак, желаю успеха, господа! — С усмешкой, которой он подавлял свою ненависть к этим двум своим бывшим товарищам, Рашула шагнул к выходу. Но его опередил Пайзл. Он выглянул в коридор, не подслушивает ли кто, и возвратился назад. — Две вещи, дорогой доктор, — продолжает Рашула, — во-первых, вы будете распространять обо мне клевету, которую утром при многих свидетелях сами объявили вымыслом и отреклись от нее, а во-вторых…

— И на которую не как на клевету, а как на неоспоримый факт я снова укажу пальцем, ведь ее автор все-таки Мачек.

— Все равно, вы сами признали свое авторство! И во-вторых, откуда это взялось, что вы определяете, кто симулирует, а кто на самом деле сумасшедший? Все, кто имел дело с вами сегодня, могли убедиться, насколько ваши суждения о сумасшествии и симуляции недостоверны и глупы. Всем, в том числе и мне, вы утром уши прожужжали, что ваш шурин симулирует.

— Is wahr! — вмешивается Розенкранц, которого слова доктора развеселили; да разве бы Пайзл раскрывал карты, если бы не верил в успех? — Den ganzen Vormittag haben Sie einen Narren als Simulanten dargestellt…[69]

— Halten Sie den Goschen! Wie haben Sie mich beim Pajzl dargestellt! Als einen Pantoffelheld?[70] — обрушился на него Рашула. — Как дурака, который, как и вы, полон сомнений? А вас, доктор, я хорошо понял. Из-за моей жены вы не доверяете моему кошельку и прикрываете свой поступок видимостью справедливости. Но ошибаетесь, это вы симулянты! — В первый раз за этот день Рашула потерял самообладание. Почувствовав, что его обвели вокруг пальца, а жена надула (разве не исключено, что она, не сказав ему, уезжает или уже уехала?), он впал в бешенство, выпятил грудь и закричал: — Сговорились! Думаете, провели меня? Нет — себя, если не сегодня, так завтра вы в этом убедитесь! Придет и мое время, и вы сами, довольные, что имеете дело со мной, сами раскроете свои кошельки! Для меня, Франё Рашулы! — Он захлебывается, бьет себя в грудь, поворачивается то к Розенкранцу, то к Пайзлу, от сильного возбуждения переходит на крик и визг, машет руками перед лицом Пайзла.

— Вы что, сумасшедший или сами решили симулировать безумие? — испуганно отступил Пайзл к двери.

— Что такое, господа? — дверь открывает надзиратель и строго смотрит на них с порога. — Так вести себя в нашем заведении не положено.

Пайзл молча показывает на Рашулу.

— Покажите лучше на себя! — взъярился Рашула и, смерив его ненавидящим взглядом, перешагнул через порог. — Вот этого жулика призовите к порядку! — повернулся он к надзирателю. — Он для этого нас сюда и завел, потому что считает, что у вас здесь все дозволено.

— Выбирайте выражения! — взрывается Пайзл. Он оскорблен: Рашула осыпает его ругательствами в присутствии надзирателя.

— Я сказал вам, имея более веские основания, то же самое, что и вы мне утром. — И уже совершенно не обращая внимания на угрозы надзирателя, кричит на весь коридор: — Жулик, жулик, жулик, это я вам скажу всегда, всюду и перед всеми!

Пайзл даже не посмотрел ему вслед. Счастливый, что избавился от него, он полагал, что надзиратель займется им. Все его внимание было обращено сейчас на Розенкранца, который в страхе перед взбешенным Рашулой забился в угол и только сейчас выползал оттуда бледный, с искаженным лицом.

— Gott sei Dank, daыs er schon weg is, der Räuber! Er konnte uns umbringen! Heute wollte er den Mutavac umbringen lassen, s is a Vorbrecher, Lepoglavianer![71]

— Was vollte er?[72] — Такой страх даже Пайзлу непонятен.

На пороге снова появился надзиратель, закончивший отчитывать Рашулу.

— Господин доктор, извольте в комнату для свиданий. Ваша супруга ждет вас.

— Кто? — Пайзл рванулся к дверям. Не в комнате для свиданий, а в коридоре, совсем близко стоит и смотрит на него Елена. По телу побежали мурашки. Подавив вопль, Пайзл бросился к ней. Именно сейчас, после всех этих криков и ругани, ей надо было прийти.

— Herr Doktor, ich möcht Sie was noch fragen[73], — назойливо цепляется за него Розенкранц.

— Was noch? Kommen Sie später, später![74] — нетерпеливо отмахивается Пайзл и еще энергичнее устремляется дальше.

Розенкранц умолк, сообразив, что о том, о чем он с Пайзлом хотел потолковать с глазу на глаз, то есть о симуляции, разговор уже состоялся. В страхе перед неизбежной встречей с Рашулой во дворе он еще больше захромал по коридору, припадая на больную ногу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Классический роман Югославии

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман