Императорское королевство. Золотой юноша и его жертвы

— Недоразумение, вот что! — он с радостью уцепился за такое объяснение. — Зачем мне было вас оскорблять, если я вас люблю? Вы верите, — он стал серьезным, легкий трепет прошел по лицу и исчез, как снежинки в воде, — что я могу любить?

— Верю, почему бы нет? — смутился Юришич. Он почувствовал в нем жуткую напряженность и боялся коснуться ее. Возможен взрыв. У него наступила минута просветления. Но сколько это будет продолжаться?

— А я вам говорю — нет! — с явным наслаждением рассмеялся Петкович и помахал рукой. — Всегда так получается — я человек непостоянный.

— Я думаю, господин Марко, — осмелел Юришич, — что вы даже сверх меры любили, только люди вам мало платили тем же, и от этого вы страдали, скрывая от всех свою боль.

— Сверх меры, ха-ха-ха! Вы имеете в виду Регину? Но знаете ли, откровенно говоря, что я думаю о ней? — он подвинулся ближе и зашептал. — Это актриса, которая в жизни играет свои театральные роли, но не помнит собственную роль, которая предопределена ей жизнью. Вспоминает о ней только в окружении мужчин. А вы могли бы любить, находясь в ее свите?

— Нет, но порой мне кажется, что сильно любить могут только те, кто умеет и сильно ненавидеть.

— Ненавидеть? К чему это? — Петкович вздрогнул и растерянно взглянул на него. Воодушевление его растет, забурлил поток слов, слова текут теплые, улыбчивые, журчащие. — Знаете ли вы старого Тончека? Ну, он еще сегодня утром колол здесь дрова. Видите ли, он должен уплатить богачу-еврею за конюшню, а я думаю отдать ему для этого свою Безню, пусть расплатится ею. Не скажете ли вы ему об этом при встрече?

— Хорошо! — уловил Юришич этот резкий поворот мысли. — Но разве вы сами не увидите его?

— Я? Я уйду.

— Куда?

Краткая пауза. Опять на него находит помрачение, думает Юришич. Уж не шпион ли он все-таки, размышляет Петкович. Но куда он поедет? В Безню? И, забыв, что имение уже обещано Тончеку, он оживляется:

— С доктором Коларом махну в Безню. — Шепчет таинственно, доверительно, с легкой улыбкой, словно захмелевший. — Там я построю новый дворец, желтый, как шафран. Он непременно должен быть желтым, но не из-за ревности, а потому что земля там желтая. И тополями окружим этот дворец, они будут стоять как часовые. Но там никто никого не должен бояться, никому не надо быть инкогнито, всех добрых и несчастных я приглашу туда, и все мы будем братья. Все, и никаких гипнозов, никто никого не будет подговаривать убить Мутавца, как подговаривал меня Рашула. Хотите и вы туда приехать, господин Юришич? И вы, господин Майдак? В Безню, в желтый дворец, не в могилу — во дворец, большой, как Хорватия, ха-ха-ха, в котором все мы будем королями, ха-ха-ха, ха-ха-ха!

Он разразился неудержимым смехом, всплеснул руками, потер их. Все что угодно он видел перед собой, подумал Юришич, но только не сумасшедший дом, в который его отправят.

— Приедем, непременно приедем, — хмурится Юришич: сюда опять идет Рашула, тот самый, вину которого Петкович снова доказал. Может, он затем и идет, чтобы помешать разоблачению его преступлений? С горечью Юришич махнул рукой, чтобы тот не подходил.

— Вы машете рукой! — ужаснулся Петкович. — Вы, наверное, думаете, что я безумен! Все так думают, — усмехнулся он, — и старый Тончек так думал! Безумно только умереть, мудрость — это жизнь! Поэтому я буду строить желтый дворец, а не желтую гробницу… Дворец! — он победоносно выпрямился. Но почему вдруг перед ним стоит палач?

Перед ним стоит Рашула, которому наплевать, что Юришич подавал ему знаки. Розенкранц не выдержал его издевательств и снова скрылся в тюремном корпусе, и Рашула пошел вслед за ним, намереваясь отправить Бурмута за своей женой. Это ему удалось еще до того, как Юришич завел разговор с Майдаком. Бурмут молча последовал через двор. Заглянув на второй этаж, Рашула убедился, что Пайзл и Елена все еще в комнате для свиданий; удобный момент устроить Пайзлу неприятности! Это намерение и привело его опять во двор, хотя он и не предполагал, что Петкович говорил здесь о нем.

— Вы просили доктора Пайзла сообщить вам, когда приедет ваша сестра, — сказал он ему прямо в лицо. — Он, разумеется, не сказал. Ваша сестра пока еще в комнате для свиданий.

Бледный, как смерть, стоит Петкович. Палач говорит про Елену. Неужели уже пришел ответ от императора, и сама Елена осуждена на смерть? Слово «Елена» расплылось перед ним как ароматное облако.

— Елена?

— Да, наверху, в комнате для свиданий! — для убедительности Рашула показывает рукой.

Но в этом не было необходимости. Как будто сама Елена крикнула сверху и позвала его, Петкович огляделся, словно хотел поймать этот крик в воздухе, и кинулся сломя голову в здание тюрьмы.

— Елена, Елена!

— Вы добиваетесь скандала! — надвинулся на Рашулу Юришич, потеряв надежду задержать Петковича. — Об этом и я знал, но остерегался ему говорить.

— Хороший друг! — усмехается Рашула. — Но, кажется, я лучше!