Императорское королевство. Золотой юноша и его жертвы

Он услышал, что одна из главных, а может быть, и главная тема этого спора — вина, лежащая на Пайзле, за то, что его шурин оказался в тюрьме; что бы сказал ему Юришич, если бы узнал, что он намеревался учинить Мутавцу, используя сумасшествие Петковича? Но эта задумка, один раз уже провалившаяся, а ввиду скорого ухода Петковича и в будущем осужденная на неуспех, уже, не без некоторого, разумеется, сожаления, потеряла для него свою привлекательность. Даже если бы Юришич что-то заподозрил, Рашула мог бы его с легкостью высмеять. Но может быть, в этом споре кроются определенные возможности для него? Что, если вмешаться в него с Мачеком, и пусть бы Мачек отрекся от того, что он прежде говорил о Пайзле? Такой расчет, помимо того, что он забавен, мог бы оказаться и полезным; он мог бы помирить его с Пайзлом. Какой смысл продолжать упрямиться, не соглашаться взять назад свои показания против Пайзла, если, как заявил Колар, даже жена Пайзла говорит о его скором выходе из тюрьмы? Но не поздно ли теперь отказываться от показаний, когда Пайзл уже отослал письмо? Для Пайзла никогда ничего не поздно, решил Рашула и, обмозговав, быстренько приготовил новый план. Для его исполнения ему нужен только Мачек. Поэтому он его и оттащил от Ликотича, с которым тот играл в шахматы, и раскрыл перед ним, насколько считал нужным, свой план. И естественно, встретил сопротивление; Мачек не захотел опровергать обвинений против Пайзла. Впрочем, разве Рашула забыл, как бесстыдно он поступил по отношению к нему, Мачеку, назвав своим агентом? Но когда Рашула обещал, что возьмет свои слова обратно еще до того, как он сам откажется от своих заявлений против Пайзла, Мачек смягчился, тем более что Рашула высказывал готовность признать свое авторство всей версии о виновности Пайзла. Почему бы ему в конечном счете не согласиться? Ведь и ему, не столь уж видному журналисту, было бы приятно иметь лучшие отношения с такой авторитетной личностью, как Пайзл. Да и хорошо бы отчитать Юришича за его утренние оскорбления. И что самое главное, Рашула не подтвердит его связи со страховым обществом. И он позволил Рашуле взять себя под руку и увлечь вперед; разумеется, он еще не настолько доверял ему, чтобы не чувствовать необходимости проявлять осторожность.

Вот так они и шли.

— Господа простят, что мы им мешаем, — начал Рашула, подойдя поближе и отпустив руку Мачека. — Но поскольку здесь прозвучали слова и о нас, мы были вынуждены вмешаться.

— Вы подслушивали? — сразу же решительно напал на него Пайзл; с какой целью подошли эти двое, если не для того, чтобы тоже ополчиться против него?

— Да! — хладнокровно отвечает Рашула. — И хорошо сделали. Может быть, еще не совсем поздно! — добавил он и в упор посмотрел на него.

Но Пайзл поворачивается к Мачеку, который стоял у дерева.

— Господин Мачек! — угрожающе крикнул он. — Вы распространяли обо мне клевету, и за это я подам на вас в суд. Вы меня поняли?

Мачек поглядывает на Рашулу и молчит.

— Что молчите? — раздражается Пайзл. — Осмелились меня оклеветать, так повторите это сейчас мне в лицо! В лицо, чтобы я убедился, что в вас осталась хоть капля смелости! Но, кажется, вам очень неприятно идти на суд.

— Нет, — кричит Мачек, он не решается никому посмотреть в глаза. — Я не боюсь никакого суда!

— Все зависит, какого, — съязвил Рашула и затем обратился скорее к Юришичу, чем к Пайзлу. — Видите ли, господин Мачек оскорблен, так как я сегодня над ним немножко подшутил, назвав его тайным агентом моего страхового общества. Из этого он заключил, что мог бы предстать перед судом, поэтому сейчас он с полным основанием утверждает, что не боится этого суда. Не так ли, господин Мачек?

Мачек удовлетворенно кивнул головой. Юришич, все это время стоявший неподвижно и молча наблюдавший за происходящим, вдруг встрепенулся, хотел что-то сказать, но промолчал.

— Из этого следует, господин доктор, — обратился Рашула непосредственно к Пайзлу, — суд, которого не боится господин Мачек, не тот, которым вы ему угрожали.

— Комментаторы вашего толка здесь совершенно излишни!

— Действительно, я принял на себя неблагодарную роль. Не пора ли вам, господин Мачек, сказать то, что вы хотите сказать? Но подождите! Прежде всего договоримся о следующем: я столь лоялен, что готов взять назад оскорбление, которое вам нанес. Но раз мы затронули эту тему, я бы и господина доктора попросил сделать то же самое в связи с оскорблением, которое он утром нанес Юришичу, назвав его глупцом.

— Если он, — подскочил к нему Юришич, — назвал меня глупцом, кого в таком случае вы назвали негодяем? Это вы друг другу сказали, напрасно вы отпираетесь. Это равнозначно тому, что вы отреклись от слов, сказанных вами утром о Мачеке.

— Это была неправда! — протестует Мачек.

— Я сожалею, — Рашула уставился на Пайзла, — господин Юришич утверждает то, что действительно нельзя назвать правдой. Для таких оскорблений ни у меня, ни у господина доктора не было и нет никакого повода. Я высоко ценю его порядочность и благородство.

— А почему вы по отношению к нему не были благородны?

— Напротив, был и буду.