ИМПЕРАТРИЦА ФИКЕ

- Люди русские, благодарствуем вам за прием, за ласку, за любовь, - говорила Зоя. - Но задерживаться, гостить у вас не можем! Очень угодна нам ваша ласка, но сердце рвется к государю моему. Сладко мне свидание это, словно я снова в великом Царьграде. И одно обещаю вам - сказывайте мне нужды ваши - все доведу до князя великого!

Царица удалилась на отдых в Богородицкий монастырь, в жарко истопленную палату, где крещатый свод был пестро расписан, горели паникадила с восковыми свечами, пол устлан красным сукном. Это все было совсем другое, совсем не то, что она видела в Риме, в Италии, у себя в Пелопонеcce, - и все же это было то самое, чего желала потаенно ее душа… Тяжелые каменные эти палаты монастыря охватывала могучая северная природа, Зою охраняли большие люди с бородами, в шубах, в теплых шапках, с блестящими бердышами и чеканами, у них были грубые голоса, сильные руки и добрые глаза. Здесь, в псковской келье, Зоя чувствовала себя уверенней, чем на улице Святого Духа…

В дверь постучали. Харитина доложила, что старый царский вельможа Димитрий непременно хочет видеть свою василиссу [Царицу (греч.)].

Освещенная восковой свечой, уже без диадимы, утомленная днем, Зоя сидела в глубоком кресле у высокой постели, строгая и недвижная… Верно, так и должны сидеть цари, когда они принимают своих слуг! Это был первый приём Зои.

Опираясь на посох, согбенный, в широких меховых башмаках на тонких ногах, вошел, пошатываясь, старый логофет, служивший ее отцу, деспоту Фоме, добрался с поклоном и сел на низкий широкий табурет. На нем был черный берет, короткая лисья шубка.

Вельможа Димитрий был очень стар, его тело иссохло так, что казалось - потерян вес. Живыми на его восковом лице оставались только глаза в темных орбитах. Димитрий своим бесплотным телом, своим тончайшим умом охранял Зою: не мог весь исчезнуть вечный Константинополь, бело-золотой прекрасный город на Святом море, не бросив своего сева в вечность! Ради чего бы в таком случае служили своим царям их верные логофеты?

Димитрий поспешил к Зое, как только увидел, как она заставила стать на колени легата папы. Когда Зоя взглядом выслала гречанок из кельи, старик с трудом опустился с табурета на колени. - Василисса! - сказал он, смотря ей в глаза, прижимая к сердцу левую руку, а правую воздев кверху. - Царица! Госпожа! Ныне отпущаеши! Я увидел своими глазами, что говорило мое сердце. Ты не с Римом! Нет! Как умела ты сохранить всё это в тайне до времени? Восточная наша вера восторжествует! Наша вселенская вера. Папа твой враг. Враг Руси. Однако не стыдно обмануть врага! Папа послал тебя в Москву, чтобы ты помогла ему овладеть этой страной. Ты же помоги этой стране стать сильной. Помоги вооружить ее нашим греческим умом, как вооружена она уже греческой верой. Время идет только вперед! Первый Рим пал! Второй Рим - Царьград - пал! Но жизнь остается! Жизнь растет, и великая жизнь процветет на этих великих новых землях… И ведь ты, царица, думаешь так же, как я!

Зоя привстала и, коснувшись губами лба старика, сказала:

- Димитрие, взгляду моему несносен латинский крест епископа Антония. Сердце мое болит! Как же мы въедем с ним в столицу Москву? - шептала она.

Димитрий улыбнулся:

- Ждать! Только выжидать! Время изменяет вещи… Исправляет их!

После этого первого свидания старый вельможа стал собеседником царицы на ночных остановках в длинном пути, на ямских дворах и в городских купеческих палатах, изъясняя древние общие средства и приемы ромейских политиков.