Императрица Фике

Однако Гольц доносит, что в России все время вспыхивают крестьянские бунты… Если Петр Третий действительно бросится на Данию — о, в России могут быть события! Петр Третий так торопится с этой войной, что даже откладывает свою коронацию! Как неумно! Царь или не понимает, что эта шумная, блестящая церемония смирит, оглушит народ, усмирит, заставит его повиноваться? Коронация — дело попов, именно попы поддерживают царей в народе! Следует его предупредить — это действительно опасно! Надо написать все ему, императору Петру!

Король взялся за письмо Гольца и снова раздумчиво прочел его еще раз:

«Только вы, ваше величество, только ваше письмо может удержать царя от того, чтобы не натворить непоправимых ошибок».

И, сев за стол, король начал письмо императору Петру Третьему:

«Вам самим ехать в Данию на эту войну ни в коем случае не следует! — писал он. — Подыщите способного генерала. Вы не можете всюду сами совать свой нос! Я серьезно настаиваю на том, чтобы ваше величество поскорей короновались — такие церемонии очень импонируют народу. Я уже ведь писал вам — я не верю русским. Всякая другая нация благодарила бы бога, пославшего им такого государя, с такими исключительными качествами… Разве русские понимают свое счастье? Как вы не боитесь выехать из вашей страны, оставить ее? Разве не может случиться, что чье-нибудь задетое оскорбленное самолюбие соберет кучку недовольных, а там возникнет и серьезный заговор? В чью же пользу? — спросите вы. Это ясно! Конечно, только в пользу брауншвейгского принца Ивана, который сидит в Шлиссельбурге… Да вы представьте себе только, ваше величество, что во время вашего отсутствия из России какая-нибудь горячая, но пустая голова составит заговор, найдутся на это и чужие деньги — и вытащит Иоанна Антоновича из тюрьмы? Разве вашему величеству тогда не придется прерывать самые удачные, самые важные военные операции, чтобы броситься домой, тушить пожар? О, меня просто охватывает дрожь от этой мысли! Я бы всю жизнь упрекал бы сам себя, если бы не написал так откровенно всего этого вашему величеству… Поймите меня правильно, почему я пишу так! — продолжал Фридрих. — Я ведь душой и телом заинтересован в сохранении вашей жизни… Да как же мне и не посылать тысячи благодарностей тому, кто один во всей Европе протянул мне руку помощи в моем несчастье в то время, как союзники мне изменили, тому, кто заключает со мной такой благородный и великодушный мир…»

Фридрих бородкой пера почесал клювастый нос. Посмотрел в окно. Весна! И какая счастливая весна! Сегодня можно будет немного помузицировать — где же моя флейта! Давненько я не играл! О, не до музыки было…

И перед королем пронесся снова невыносимо жаркий августовский день. Кунесдорф. Топот кавалерии Зейдлица, идущей в атаку… Вот она вся с маху валится в овраг. Русские гаубицы громят прусские ряды в кровавое месиво, в кашу из мяса, костей, внутренностей, среди которых еще блестит чей-то медный кивер… Стальная стена русских. И он сам, прусский король, подпрыгивающий от страха на месте, истошно вопящий:

— Притвиц! Ротмистр Притвиц! Спасай, спасай твоего короля!

«Нет, — думал король. — Больше производить таких рискованных опытов нельзя! Пруссия теперь — это человек израненный, ослабленный от потери крови, всего более нуждающийся в лечении… В бережливой заботе. Такой человек отдохнет и снова станет сильным. Пруссии нужен бальзам мира… Политика должна быть мирной. Никаких войн! Тем более что ты теперь свободен и с русским царем можно делать что угодно… Но, допустим даже, если этого дурака и сбросят с трона, кто же его заменит? Только юродивый Иванушка из Щлиссельбурга, в своей тюрьме не видевший за всю жизнь человеческого лица… Или…. Она? О, какая бы то была удача!

А может… Может быть, и Фике — на троне! Вот это мог бы быть мастерский ход моей политики! Моей прозорливости! Гениально! О, она — она имеет шансы… Она умна! Она ведет себя, словно кружево вяжет… Ха, недаром везде говорят, что Фике — моя дочь… О молодость, молодость, где ты? Стихи!.. Луна! Любовь! Ну и все, что было когда-то… Иоганна была тоже молода. Все это в прошлом. Или в будущем? А теперь прежде всего надо полностью использовать царя Петра…»

И 24 апреля граф Воронов и прусский посланник кавалер барон Гольц подписали договор о мире между Пруссией и Россией.

«Для того, чтобы доказать всему свету явное и несокрушимое доказательство бескорыстия своего, равно доказать и то, что его действия проистекают из полного его миролюбия, император всероссийский сим обещается и обязывается формально и торжественно — возвратить его королевскому величеству все области, города, места, крепости, земли, его королевскому величеству принадлежащие, кои в течение сей войны российским оружием были заняты. И выполнить это в срок два месяца, причем император всероссийский признает все возвращенное справедливо и законно прусскому королю принадлежащим…»

Мир!

В честь этого акта, как водилось тогда, была выбита медаль с изображением богини мудрости — Минервы, с надписью по-латыни:

«МИНЕРВЕ — МИРОТВОРИТЕЛЬНИЦЕ»