Императрица и смерть

С губ не сорвалось ни хрипа, ни стона.

- Молчи, - В углу стоял человек, закутанный то ли в накидку, то ли в мантию - не разобрать, - ты ещё не вполне владеешь своим телом.

- Где я? - Сабрина не послушалась, а голос поддался всё-таки. Не сразу, но поддался. Она попробовала приподняться на локте, и рука скользнула по каменному постаменту. Съехал на пол и звякнул о камни её узкий меч.

Она оглядела своё тело: подол платья мягкими волнами спадал с постамента до самого пола. Там же, на холодном камне, лежали трупики цветов. Облетевшие лепестки рассыпались по красному шёлку. Сабрина шевельнулась, и лепестки полетели вниз, на камни.

- Говорят, это большая честь - быть похороненной в императорском склепе, - чуть хрипло произнёс её собеседник. - Тем более для тебя, наёмная убийца.

Память ударила в лицо порывом зимнего ветра, мазнула по щекам мокрым снегом, запахом крови повисла в воздухе. Шар белого пламени поплыл в сторону, и теперь она смогла увидеть ещё одно тело. Сабрина охнула от удивления и почувствовала, как раскалённым мечом боль проткнула живот.

На таком же каменном постаменте лежал Истемир. В холодном свете пламени его лицо отливалось даже не бледностью - синевой, - и пальцы, сцепленные на эфесе меча, окоченели от дыхания смерти.

- Почему я не умерла? - спросила Сабрина, рассматривая спокойное лицо своего мёртвого врага и спутника.

- Ты умерла. Но, скажем так, ты выторговала у смерти ещё несколько часов существования.

Сабрина прижала ладонь к животу. Ныла открытая рана, как будто внутренности перемалывало в кашу, но на коже не было ни единого пореза. Тот, кто стоял в темноте, в углу, дышал холодом и говорил так, что леденели губы.

- Мне нужно поговорить с Орланей, - прошептала Сабрина, морщась от боли.

- Иди. - И голос её собеседника подёрнулся улыбкой, как подёргивается рассветом тёмно-серое небо.

По утрам голова была наполнена туманом, точно как императорский сад, а во рту стояла такая же полынная горечь, и этим вечером Орлана сунула подальше в ящик стола ломтики снотворного с мятным вкусом. Но расплачиваться за решительность пришлось уже этой ночью.

Луксор спал, тепло свернувшись под одеялом, а она бродила по комнате и, отодвигая тяжёлые шторы, смотрела на шары белого пламени в саду. Вымотанная бессонницей до предела, Орлана путалась в своих мыслях и ненавидела изрисованные схемами листы. В бледном свете из сада она комкала их и оставляла на столе. Они казались странными животными, улёгшимися передохнуть среди кристаллов с конспектами Луксора и букетов высохших вечноосенних листьев, собранных Рианом.

Побоявшись сойти с ума от одиночества и тяжёлых мыслей, Орлана ушла в восточное крыло замка, даже не признаваясь себе, что надеется услышать там грустный зов флейты.

...Окно было по-прежнему распахнуто, и холодный ветер метался по мраморному полу, мёл нанесённый песок и гулко вздыхал в коридорах. Трепетал шёлковый шнурок, привязанный к ажурной отделке рамы. Если галереи ещё освещались огненными шарами из сада, то лестницы, уводящие вверх и вниз - в старую тронную залу - поглотила темнота.

Орлана захлопнула окно и взобралась на подоконник. Холод уже подкрался к её ногам, но возвращаться в спальню не хотелось: опять звери из комков бумаги и безбожная зависть к Луксору за то, что он мог закрывать глаза и не видеть в темноте опущенных век жуткие, мечущиеся тени. Если бы у неё была флейта, она попробовала бы заиграть, лишь бы разбить шуршащую ветром тишину. Она отвязала шнурок и намотала его на запястье - в неярком свете можно было различить, что он фиолетового цвета с вплетёнными золотинками.

Когда ветер донёс до неё звук шагов, Орлана не испугалась. Она и ждала мага, плечи которого опутывала фиолетовая накидка, а в волосах звенели, сталкиваясь друг с другом, золотистые цепочки. Она не оглянулась, а только почувствовала прикосновение к своей руке, которой сжимала край подоконника.

Мягкое женское прикосновение, но пронзительно-холодное. Возле окна темнота обрисовала человеческий силуэт, и длинные чёрные волосы матово заблестели в свете уличных шаров белого пламени. Орлана стянула маску. Без тёмной ткани на лице она почувствовала себя совсем беззащитной.

- Только не пугайся, - произнесла Сабрина, не выпуская её пальцы. - Прошу.

Орлана сползла с подоконника: руки и ноги слушались плохо, ветер распахнул неплотно закрытое окно, и рама ударила ей по спине, вышибив разом всё дыхание.

- Только не пугайся, - повторила Сабрина, и Орлана увидела, как по её щекам чертят дорожки чёрные от туши слёзы, как в далёком январе, когда Сабрина держала опасный узкий меч - остриём к себе, а через мгновение этот меч вспорол ей живот.

Разве не к этим щекам она прикасалась вчера, когда нарезала цветов, в очередной раз шокировав садовника, и отправилась в склеп, делить их там на две равные части? Разве не к этим холодным рукам, сжимающим меч, укладывала вчера тощий букетик?

- Я пришла, чтобы попросить прощения.