Мелисса эта тоже… Доброжир ей ясно сказал: не будет никакого «Второго солнца»! Кощунственная эта затея. Не надо раздражать Господа нашего, засылая к нему на небо разные непонятные штуковины из фольги. «Так вы же сами хотели разрисовать православными символами марсианский корабль!» – вскричала Мелисса. Но Доброжир был непреклонен. «Есть у нас одно одобренное Боженькой солнышко – и хватит, дочь моя». Так нет же, настырная Мелисса пробилась к самому Ангелу, требовала его подпись на проекте. Никак не могла понять, глупая, что государя не интересуют зеркала, в которые он не может глядеться.
Слушая вполуха по телевизору сбивчивые оправдания графа Вяземского (посол, немного смущённый, но в целом весьма воинственно настроенный, говорил: «А вдруг сработало бы? Кто бы тогда смеялся? Вы – или худой писаный красавец?»), Ангел ждал конца новостной программы и от нечего делать игрался с приложением «Судный день. Ждут ли
Программа была оформлена в виде небольшого теста, на вопросы которого следовало отвечать «как на исповеди», то есть максимально откровенно. По результатам анкеты виртуальный архангел Гавриил выносил вердикт: рай или ад ждёт данного пользователя на данный момент. Впрочем, сноска внизу предупреждала: «Приложение гарантирует лишь 50%-ную вероятность пророчества. Обратитесь к местному священнику за более точной информацией! Нажмите
Сейчас приложение, не колеблясь, отправило Ангела прямиком в геенну огненную.
– Бог ты мой! – охнул государь, сорвал злой перстень с руки и швырнул в угол Малахитового будуара (хотел попасть в гадкое зеркало, но промахнулся), после чего закутался поплотнее в свой грязно-серый фланелевый халат, в котором так и проходил с самого утра. Галстук с машинками, заменявший ему пояс, сдавливал живот; Ангел бросил в зеркало и галстук тоже, и снова промахнулся.
«Финал дня» тем временем подошёл к финалу.
– Сейчас, сейчас начнётся! – забормотал Ангел, остервенело раздирая ногтями красное пятно.
– Покупайте! Уже в пассаже Второва! – радостно зазвенел женский голос из телевизора. Реклама, чёрт её раздери! – Новинка от ВАЗЗа: ваша верная помощница – подметалка-подмывалка! Вычистит весь дом без малейших усилий с вашей стороны! Позвольте себе немного дворцового комфорта!
– Ну сколько можно жилы тянуть?! – захныкал Ангел.
Наконец экран потемнел. Под пение серафимов проявились белые буквы: «Тёмная душа Ангела. Фильм Генри Спенсера».
Генри Спенсер? Генри Спенсер… Кто это вообще такой, во имя Господа?
Постойте! Постойте-ка! Разве не так звали Катькиного жениха – он же английский принц, он же бывший режиссёр «Всемогущего»? Всё-таки фотографическая память, которой всегда гордился Ангел, его не подвела – он сразу почувствовал, что где-то уже видел эту рыжую щетину!
Боженьки! Так вот как объясняется загадочное исчезновение личного оператора, чьё имя император даже не удосужился спросить. Значит, это и был тот самый Генри Спенсер. Подлец. Нет, каков подлец!
Ходил, бродил тут с камерой. Ангел потом вообще перестал его замечать. А чего стесняться, если при монтаже всё равно выберут лучшие кадры? Так думал монарх до сих пор.
Святые небеса! Как он ошибался! При монтаже выбрали всё самое плохое.
– Какие еще люди? – услышал он свой голос с экрана. Камера показывала перекошенное лицо императора. – Не знаю никаких людей! Плевать мне на людей!
Ой-ой.
Дальше стало только хуже. Следующий эпизод перенёс аудиторию "Всемогущего" в опочивальню Ангела.
– Православие – вот что спасёт империю! – вещал Доброжир.
– Так я не против. Вводите себе единую религию на здоровье, – говорил монарх.
Минутку, а там-то как Генри оказался? Это же был приватный разговор!
А теперь его слышат десятки миллионов зрителей.
"В ожидании принятия поправки об увеличении содержания монарха, – вкрадчиво сообщил голос за кадром, – новый император распорядился продать антикварную мебель из дворца. Ореховые стулья времён Александра Второго пошли на оплату свежих устриц для Ангела Первого", – тут, конечно, показали, как государь жадно высасывает моллюсков из раковин, сидя прямо в кровати.
"Фарфоровые чашки из приданого Марии Фёдоровны правитель обменял на фотосессию с лучшим фотографом мира", – это уже на фоне кадров из обновлённой опочивальни, увешанной портретами Ангела в самых экстравагантных позах.
"А батальные полотна из Фельдмаршальского зала император пустил на подготовку величайшего бала в истории Зимнего. Знаменуя тем самым конец победоносной романовской эпохи и начало эры декадентской роскоши Головастикова".
Ангел, охваченный чёрным ужасом, потянулся дрожащей рукой к пульту и выключил телевизор. Красное пятно на лице горело, как от пощёчины.
Всю ночь он просидел без сна перед тёмным экраном.
Следующий день – день всенародного референдума – прошёл как в тумане.
Ангел знал, что он обречён.