Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835—1908

Небольшое число ихэтуаней предприняло тщетные попытки сопротивления непрошеным заморским гостям. Один офицер из войск альянса вспоминал, как местные христиане его вели в обход некоей группы, засевшей в своем укрытии: «Обитатели этого места надежно укрепились и отказывались сдаваться. Разбившись на группы, вооруженные топорами, железными прутьями и длинными шестами, толпа местных бродяг в мрачном молчании ждала развязки. Все выглядело из ряда вон плохо. Все и вся хранили тягостное молчание. Подобные события случаются только раз в жизни». Жизнь в Пекине в скором времени вернулась в обычное русло, и народ, ждавший от солдат армии завоевателей «грабежей, пожаров, насилия и резни», вздохнул с огромным облегчением. Цыси сообщили, что «никаких массовых убийств не происходит» и поджогов тоже не наблюдается[44]. Донесений о случаях изнасилования не поступало. Аристократам, однако, пришлось смириться, когда с ними обращались как с обычными гражданами и заставляли убирать из Пекина тела жертв, погибших от рук ихэтуаней. В ходе мероприятий по приведению столицы в порядок их к тому же заставляли тащить повозки в качестве тягловой скотины, и любого, пытавшегося протестовать, иноземные надзиратели наказывали хлыстом.

Как бы там ни было, западных союзников считали гораздо меньшим злом, чем ихэтуаней. Они даже позаботились о гигиене на улицах столицы, которые в то время превратились в гигантский общественный сортир. Оккупационные власти обязали владельцев всех торговых предприятий и жилых домов прибираться на территории перед их строениями. Таким образом, улицы Пекина коренным образом преобразились к большому удовлетворению его жителей – и самой Цыси, когда та вернулась в свою столицу. Ответственность хозяев за порядок перед парадными дверями собственного дома была взята на вооружение будущими китайскими правительствами.

Спустя два месяца с момента оккупации Пекина прибыл крупный немецкий военный контингент, и это притом, что к дню его отправки из Германии война уже завершилась. Главнокомандующим союзными войсками по настоянию кайзера Вильгельма II назначили фельдмаршала графа Альфреда фон Вальдерзее. Этот фельдмаршал мечтал «вернуться домой удостоенным титула покорителя китайцев», и ради этого он посылал свой личный состав за пределы Пекина в карательные экспедиции, в ходе которых, как он отмечал в своем дневнике, перестреляли множество местных жителей. Он всех их называл «боксерами» и писал, что «они заслужили такой кары». В одном из городов немцы казнили шесть чиновников, которых обвинили в убийстве миссионеров. Отсеченную голову одного из этих несчастных пристроили на колу в китайской манере, но для демонстрации немецкой военной мощи. Подвергая население областей вокруг Пекина постоянному насилию, граф фон Вальдерзее в своих донесениях кайзеру значительно преувеличивал масштаб разрушений и грабежей, чинившихся солдатами союзников до его прибытия. Делал он это, чтобы представить себя в роли полководца, восстановившего должный оккупационный порядок: «Считаю себя вправе заявить, что с момента моего прибытия сюда никаких бесчинств, за редким исключением досадных случайностей, больше не допускается…»

Послевоенное насилие, чинимое немцами, в конце концов прекратилось, а командующий союзными войсками перенес свой штаб в палаты Цыси на территории Морского дворца. Красота этого дворца очаровала нашего графа, который нашел Пекин в целом «самым грязным городом в мире». В своем дневнике он записал: «Вчера я вернулся из города в свой дворец поздно вечером. Никогда в своей жизни я не видел такого очаровательного звездного неба, как тем вечером. Как только я пересек просторный пустой двор императорского дворца и подъехал к берегу озера Лотосов, до меня донеслись звуки музыки. это оркестр Первого Восточно-Азиатского пехотного полка играл в Островном дворце, где в заточении держали китайского императора. здесь, внутри огромного языческого города, звучащая над бесчисленными буддийскими храмами, эта музыка произвела на меня мощнейшее впечатление. Я стоял без движения, пока не стихли последние ноты».