Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835—1908

Ее инициативы получили всеобщую поддержку – вразрез с ихэтуаньской неразберихой или благодаря ей. На примере оккупации иностранными войсками Пекина и Тяньцзиня жители севера Китая наглядно увидели, как это сделали южане в Гонконге и Шанхае, чего можно добиться методами управления в западном стиле и насколько может улучшиться их жизнь. Здесь влияние европейцев просматривалось гораздо нагляднее, ведь когда они после «опиумной войны» взяли эти области под свой контроль в начале 1840-х годов, на месте двух этих южных городов располагались деревни рыбаков и болота. Пекин и Тяньцзинь, в свою очередь, представляли собой крупные города с миллионным населением и средоточением мандаринов, поголовно получивших опыт жизни при отлаженной и рациональной системе управления. Больше всего повезло жителям Тяньцзиня, где оккупация продолжалась два года, а переходную его администрацию назначили западные союзники. Этот город из средневековой отсталости преобразовали в современный мегаполис. К концу своего правления эта администрация собрала налогов на 2 758 651 лян серебром, а потратила 2 578 627 лянов. Причем учли каждый фень расходов, а результат и так был налицо: впервые горожане пользовались водопроводом, трамваем, уличным освещением и телефоном. В городе постоянно проводилась генеральная уборка, была создана материально-техническая база для санитарной профилактики. С улиц вывозились горы бытового мусора. Внедрили такое новшество, как общественные отхожие места. Общественный порядок поддерживался силами правопорядка западного типа[48]. Появилось всеобщее осознание полезности западной модели жизни. Знаменитый реформатор наместник Чжан Чжидун отмечал: «Не в пример тому, что было 30 лет назад, народ теперь восхищается богатством Запада и горюет по поводу нищеты Китая; с благоговейным страхом взирает на мощь западных армий и высмеивает малодушие солдат императорских войск; радуется честности, а также непринужденности чиновников таможни [при Роберте Харте] и питает отвращение к придирчивости собственных сборщиков налогов Китая; нахваливает упорядоченное правление городами по западному образцу и возмущается притеснениями со стороны наших чиновников, как крупных, так и мелких».

Провинциальные наместники предоставили Цыси полную свою поддержку. То же самое касается сторонников реформ, которые теперь составляли штат центрального правительства, так как ненавидящих иностранцев сановников разжаловали или отстранили от настоящих государственных дел. Понятно, что до сих пор встречались противники Запада и реакционеры, но они как минимум помалкивали и не осмеливались подрывать политический курс Цыси. Американский миссионер Вильям Александр Парсонс Мартин, проживший в Китае не один десяток лет, поделился своими ощущениями того, что «дух реформы распространился по всей стране и душа народа принадлежала ей», то есть вдовствующей императрице.

Министры западных правительств признали Цыси бесспорным правителем и начали рассматривать ее в качестве «равной Екатерине Великой в России, Елизавете в Англии, египетским царицам Хатшепсут и Клеопатре, считавшимся у них величайшими женщинами-правительницами в истории человечества». Они приняли решение налаживать с ней сотрудничество. Вдохновленная этой широчайшей поддержкой Цыси в последующие годы встала на курс таких мощных и радикальных перемен, что они заслуживают названия «настоящей революции в истории современного Китая».

Часть шестая Настоящая революция в истории современного Китая (1901–1908)

Глава 26 Возвращение в Пекин (1901–1902)

Кардинальные перемены, пережитые Китаем в первом десятилетии ХХ столетия, начались, когда Цыси еще находилась в Сиани. Там в апреле 1901 года она сформировала бюро по политическим вопросам, с помощью которого собиралась управлять ходом воплощения в жизнь ее программы. Она выехала из Сиани в Пекин 6 октября уже после подписания «Боксерского протокола», когда оккупационные войска покинули китайскую столицу (но пока что оставались в Тяньцзине). Присутствие иностранных войск в столице вызывало опасения вдовствующей императрицы, и ее тревоги западное сообщество разделяло. Как писал Роберт Харт, когда объявили дату ее возвращения, в посольствах возникало «некоторое смущение», и «охрану иностранных представительств приходилось держать в готовности к реагированию на любые происшествия… Я надеялся, что при дворе не найдется дурака, решившегося на переворот, но. если нечто подобное на самом деле случится, нас просто сожрут, и при таком повороте настоящее мое письмо может оказаться последним!»