Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835—1908

Казнь Сушуня с радостью встретили многие люди, которые его ненавидели. В качестве председателя испытательной комиссии для кандидатов на должности чиновников он крайне придирчиво относился к эрудитам, приезжавшим в столицу из всех уголков империи. Путь этот им давался с большим трудом. Он, заметил его коллега из испытательной комиссии великий наставник Вэн, обращался с ними «как с рабами». Играя роль фанатичного «борца с продажностью чиновников», Сушунь требовал несоразмерные по тяжести наказания за мелкие прегрешения, притом что сам числился самым испорченным в империи взятками человеком. Он обвинил своего подчиненного по имени Жунлу в «растрате казенных средств» и чуть было не подставил его под топор палача. Однако, если послушать самого Жунлу, Сушунь начал преследовать его потому, что тот отказался передать ему свою коллекцию отборных табачных флаконов и первоклассную лошадь. Утром в день казни Сушуня Жунлу поднялся пораньше, чтобы занять место в первом ряду и посмотреть, как покатится по земле голова его врага. После этого он отправился в трактир и там напился. Жунлу всю свою жизнь сохранял преданность Цыси; такая привязанность позже послужила поводом для слухов, будто они состояли в любовной связи.

Еще двум важным фигурам среди регентов – великому князю Чжэну и великому князю Ё – Цыси приказала покончить с собой. Для этого им прислали длинные белые шелковые шарфы, с помощью которых им предлагалось удавиться. Такое достаточно часто поступавшее императорское распоряжение получило романтическое название цыбо – «наградной шелк». Когда речь заходила о смертном приговоре, такой исход считался монаршей милостью: ведь предлагалось покончить с собой без публичной казни, и уход из жизни можно было обставить в частном порядке. Остальных опальных регентов просто отпустили на вольные хлеба (одного из них послали служить на границу). В последовавших вскоре указах говорилось, что никого больше преследованию подвергать не будут, а бумаги, изъятые в доме Сушуня, сразу же сожгли, не удосужившись их прочитать, перед участниками Верховного совета.

Итак, через два месяца после смерти мужа двадцатипятилетняя Цыси завершила дворцовый переворот, стоивший жизни троим мужчинам. Никакого кровопролития и мятежей при этом не случилось. Британский посол в Пекине Фредерик Брюс не скрывал своего восторга: «Мы имеем дело с единственным в своем роде случаем, когда человек, долгое время находившийся во власти, распоряжавшийся государственными средствами и пользовавшийся высоким покровительством, пал без малейшей попытки сопротивления. К тому же никто не решился даже подать голос в его защиту или протянуть руку». По всему этому видно, насколько мощной поддержкой пользовалась Цыси при захвате власти. В Лондон Ф. Брюс написал следующее: «Насколько мне удается выяснить, носители общественного мнения проявляют совершенно очевидное единодушие через осуждение Сушуня с его коллегами регентами, а также через одобрение наказания, назначенного им». Этот переворот не только отвечал чаяниям народа, но и к тому же «совершенно определенно его организовали с большим знанием дела», ведь в результате возникший «конфуз» по масштабу не превысил «смену министра». Все в мире узнали, что Цыси осуществила захват политической власти, и эта женщина заслужила грандиозного уважения. Наместник в Кантоне «с большим воодушевлением» хвалил ее перед британским послом, который передал его слова в Лондон: «Императрица-мать обладает редким умом [sic] и мощной волей», переворот «проведен успешно» и «теперь появляются кое-какие надежды на лучшее». Прославленный военный руководитель и будущий организатор коренных реформ в Китае Цзэн Гофань сразу после того, как узнал от своего приятеля о подробностях переворота, записал в своем дневнике: «Меня поражает ум вдовствующей императрицы, решительность ее действий, на которые даже великие монархи прошлого не смогли осмелиться. Моя душа преисполнена восхищением и трепетом перед нею».

Великий князь Гун находился практически под таким же впечатлением. Представители его лагеря призвали ее, а не их великого князя взять на себя заботу об их стране. Данное предложение, вне всякого сомнения, с самого начала поступило от него самого. Даже притом, что при Цинской династии подобного не происходило, эти сановники заявили, что прецедент можно отыскать во временах других династий, правивших больше 1700 лет назад. Они принесли список вдовствующих императриц, осуществляющих руководство страной от имени своих малолетних сыновей. И только одна женщина в китайской истории по имени У Цзэтянь (624–705) недвусмысленно объявила себя «императором» и полноправно правила страной. За что ее постоянно осуждали. Поддержку Цыси оказывали в силу понимания того, что ее политическая власть носила переходный характер, и заканчивалась ее роль с достижением сыном положенного возраста.