Императрица всех сезонов (ЛП)

Мари убрала ткань с подноса, увидела миску вязкого риса с кусочками сухих водорослей. Ее желудок заревел.

«Хисса подождет пару секунд», — она пальцами зачерпнула рис и сунула в рот.

— Мари, — возмутилась ее мать. Ты забыла, как использовать хаси?

Мари пожала плечами. Ей даже нравилось оскорблять в этом маму.

— Так вкуснее, — она шумно облизала пальцы. Хисса? спросила она.

Мама сжала губы. Она пристально смотрела на палочки. Мари сжала кулак на коленях. Противостояние. Ее мать не ответит, пока Мари не послушается. Вздохнув, Мари взяла палочки и продолжила есть ими. Ей стоило помнить, что спорить с мамой нельзя.

«Ее ты никогда не победишь. Один взгляд, и ты сожмешься, как слизняк, посыпанный солью».

Ее мать не спешила отвечать.

— Все еще рожает. Но ее время близко.

Мари проглотила рис.

— Надеюсь, у нее девочка.

— Было бы хорошо, — улыбнулась Тами со странными горечью и едкостью. Мари напряглась. Она была единственным ребенком, но ее мать рожала и других. До Мари было два мальчика. Два брата, которых она не знала. В Цуме оставляли дочерей и бросали сыновей. Жены-звери передавали черты только по женской линии, они были полнокровными ёкаями. Мальчики были полукровками, мерзостью.

Мари сосредоточилась на еде. В дверь постучали. Мари стала жевать медленнее.

«Кто это может быть?» — гости ночью были не обычным делом.

Дверь отъехала, звякнули колокольчики. Вошла Аюми, ее сандалии были на ней, и это означало плохие новости.

— Простите, Тами-сама, — обратилась она к матери Мари.

— Хисса? спросила Мари, сердце колотилось за ребрами.

— Да. Она родила, — Аюми яростно хмурилась. Мальчик. Она не хочет отдавать его.

Мать Мари вздохнула и встала.

— Я приду.

Мари тоже поднялась на ноги. Тами посмотрела на дочь с нерешительностью.

«Она прикажет мне остаться дома, — в венах Мари кипело возмущение. Она вдохнула носом, готовая спорить, просить, чтобы взяли и ее. Я не останусь тут», — она еще не была при родах. Но это была Хисса. Ее лучшая подруга.

Год назад Мари поцеловала светлые щеки Хиссы, попрощалась с ней, и та покинула Цуму. Два месяца спустя Хисса вернулась с богатством и торжественной улыбкой на лице. Хисса обманула богатого торговца, заставила жениться, и в брачную ночь она украла его самые ценные товары шелковые тяжелые кимоно, бумагу, зонтики из лучшего бамбука

Все было бы идеально.

Если бы Хисса не была беременна.

Пока она носила ребенка, Хисса жаждала, чтобы родилась девочка.

— Будет чудесно, — сказала она Мари, гладя живот, где пинался ребенок. Мари помнила, как мило выглядела тогда Хисса, как она сияла. Будет маленькая девочка. Ты будешь ее тетей. Тетей Мари! Мы нарядим ее в шелка, будем играть в куклы.

Сердце Мари билось в горле. Ее подруга так надеялась. Как далеко она пала. Но Мари поймает ее.

Рот Тами открылся, а потом закрылся с заметным щелчком. Она кивнула на дверь.

— Идем, — Мари обрадовалась и прогнала возмущение на глубину для другого раза.

Она прошла за мамой и Аюми за дверь.

«Я иду, Хисса».

Когда-то они пообещали друг другу не бросать в беде. И Мари не собиралась оставлять ее в беде с мальчиком. В деревне появилась новая жизнь, но ее так же быстро потушат.

ГЛАВА 4

Таро

Пять минут пополуночи. Таро не спал. Усталость преследовала его, как пес, но он не поддавался. Пока он ждал, чтобы все во дворце уснули, Таро работал. В глубине дворца, в забытой всеми комнате принц строил вещи.

Его глаза были красными, тело болело, пока он бил по меди, делая ее тонкими листами. Масло покрывало его руки, жир забился под ногти. С каждым ударом молота он старался заглушить крики каппы, его мольбу на его языке.

«Без толку, — горло Таро сдавили эмоции, которые он не хотел ощущать. Крики каппы преследовали его, били по его самоконтролю тараном, заставляя реагировать. Хорошее наказание за то, что он стоял в стороне и смотрел, как крохотное существо казнили и за что? За то, что он плавал во рву? За то, что родился ёкаем?».

А если бы он выступил против отца? Это было немыслимо. Император считал сочувствие к ёкаям слабостью. Таро давно это выучил.

Лишь раз он попросил пощадить ёкая. Таро было десять, и он не понимал глубины ненависти отца.

То был тануки, маленький зверек с серо-черной шерстью, головой енота и телом собаки. Таро нашел голодного малыша в чайном саду. Он прижал бедное создание к груди, утешал словами, которые шептала ему обычно няня.

«Ну-ну, все будет хорошо», — тануки прижал мокрый носик к шее Таро и урчал, и этот низкий звук тронул одинокую душу Таро. Он понес слабое тело зверька императору, как священное подношение. И, как мальчик, отчаянно желающий что-то, он сказал:

— Я хочу оставить его как питомца.

Улыбка императора была тонкой и холодной. Таро и теперь, когда вспоминал это, ощущал холод вокруг плеч.

— Мужчины не заводят питомцев. Особенно ёкаев, — сказал он с презрением.

— О, — сказал маленький Таро. Что мне с ним делать? прохрипел он, ведь был тогда маленьким и болезненным.

— Оставь, где нашел, — Таро послушался и отпустил тануки в саду, но сначала скормил ему яблоко и угостил рисовым вином. Тануки любили выпить. Может, малыш найдет дом.