Императрица всех сезонов (ЛП)

— Во дворце говорят о таком, — Таро посмотрел на Сатоши. С круглым лицом, ямочками и длинными ресницами Сатоши выглядел как мальчик, а не мужчина. Он был в белом одеянии, красная ткань свисала с плеча, обвивала пояс, отмечая его статус Высшего священника. Татуировки портили его ладони, но не лицо.

«Странный выбор», — многие священники разрисовывали все тела, но руки и лица были в татуировках всегда. Синие завитки были проклятиями. Они имели тот же эффект, что и произнесенные. Когда ёкай касался чернил, он сгорал.

Сатоши часто присоединялся к Таро и отцу за ужином. Он играл много ролей во дворце. Священник. Советчик. Хранитель мира.

Сатоши был наполовину братом Таро. Сын наложницы, Сатоши не был угрозой для трона. Но почему-то их отец любил бастарда больше Таро. Так казалось. На самом деле император считал обоих сыновей бородавками, которые он терпел, но не любил. Это не мешало Сатоши искать одобрения императора при каждом случае. Сатоши обходился с Таро так же, искал у императора и принца симпатии, как бродячий пес, что нюхает дружелюбную руку.

— Я ходил в Зимнюю комнату утром, — сказал император, отвлекая внимание Таро от Сатоши.

— Не лучшее решение для старика с простудой, — ответил Таро.

— Я был в шкуре ямабико, — сказал император сквозь зубы. Редкий и неуловимый ёкай, ямабико обитал на низких частях гор Цуко-фуно. Их голоса вызывали ложное эхо, они подражали звукам, включая ужасные крики. Император почти всех истребил. Их густой коричневый мех желали из-за тепла, а их бежевые зубы использовали для украшений. Эти предметы дорого стоили на рынках. Таро старался скрыть эмоции, пока его отец продолжал. Похоже, каппа пропал.

Таро вспомнил. Темная Зимняя комната. Холод, проникающий под одежду. Молот в руке. Таро подумал о других ёкаях, застывших и скрытых в Ледяном лесу. Киджимуна, рыжеволосое одноногое существо, обитающее среди деревьев баньян. Нурэ-онаго, девушка с мокрыми волосами, рожденная из слез утонувших людей. Футакучи-онна, что помогла при рождении Таро.

— Странно, — сказал Таро отцу и бросил в рот кусочек сушеного фрукта.

Император улыбнулся с хищным блеском.

— Да. Не хочу думать, что среди нас есть тот, кто сочувствует ёкаям.

Тревога пронзила Таро. Сочувствующих казнили.

«Император сделает так с сыном?» — он не знал.

— Я буду следить.

— Может, это связано с Сопротивлением, — вмешался Сатоши.

Таро подавил стон. Все хорошее настроение императора испарилось. Его отец оскалился.

— Невозможно, — он снова закашлялся.

Сатоши покраснел и посмотрел на свои колени.

— Точно, — сказал он. Не знаю, чем я думал.

Сопротивление было скорее на словах, чем на деле. Группы ёкаев одного вида собирались и возникали как сорняки. Пока что Сопротивление действовало раздражающе, почти по-детски: взорвать конвой, что нес рис во дворец, поджечь шахту, что поставляла во дворец железо. Но Таро казалось, что затевалось что-то крупнее. Несколько недель назад Сопротивление притихло, ходили слухи. Слухи о мастере оружия, обученном убийце-ёкае, с которым шел они, и они собирались в Токкайдо объединить отряды и создать армию.

Император чуть успокоился, сделал большой глоток сакэ и вытер жир со рта шелковой салфеткой.

— Скажи, что так заняло тебя днем? спросил он у Таро.

Рот Таро удивленно раскрылся. Император никогда не спрашивал про его изобретения. Единственный раз отец проявил каплю интереса, когда Таро создал ошейник из железа, что не ломалось. Сатоши вырезал на ошейнике проклятия и надел на шею они, поработив его. Когда демон пытался снять его, его руки горели. Его сила, сила тысячи людей, была подавлена. Император использовал этого они, чтобы восстановить Весеннюю комнату. Несколько дней спустя большой демон сломал спину, пока нес тысячелетнюю вишню.

Таро уже не делал ошейники. Император убрал храм и на его месте сделал кузню. Кузнецы работали над ошейниками. Звон металла звучал весь день, дым закрывал солнце. Теперь все ёкаи получали ошейники, их записывали при рождении, относились к ним хуже, чем к собакам на поводках.

Конечно, некоторые ускользали от императора. Матери в ошейниках много платили людям, чтобы они забрали их детей на западные земли. Некоторые люди сочувствовали ёкаям, но многие пользовались этим. Тайный путь с восточных земель на запад стоил дорого. И были кланы ёкаев, которых еще не победили. Высоко в горах Цуко-фуно, слишком высоко, чтобы император направил туда воинов, был монастырь тайджи, где жили монахи-ёкаи, запертые навеки в детстве.

Изобретя ошейники, Таро стал следить, чтобы его творения не стали тем, что может поработить всех ёкаев.

Таро смотрел на отца, щурясь.

— Я работал над механической канарейкой, — Таро взбодрился, подумав о птичке.

— Канарейка? тихо спросил Сатоши.

Таро повернулся к монаху.

— Да. Я сделал ей маленькое сердце из шестеренок, и я создаю перья для ее крыльев, чтобы она полетела

Император отмахнулся

— Ты не сможешь это делать, когда начнется состязание. У тебя будут дела. И времени на мастерскую не хватит.

Таро скривил губы.

«Конечно, он хочет поговорить о состязании. Как жаль, что меня там не будет».