Императрица всех сезонов (ЛП)

Девочками Мари и Хисса были лучшими подругами, бегали босиком по улицам Цумы, ловили вишню, когда та падала с деревьев, еще теплая от солнца. Когда красота Хиссы расцвела, а Мари нет, другие девушки бросили Мари, но Хисса не оставила подругу. Мари завидовала раньше красоте Хиссы, думая, что это ключ к счастью. Теперь она поняла, что пострадать мог любой.

Мари подобралась к подруге. Она уловила слабый запах сосны и огурца от кожи Хиссы. Ночной цветок, которым жены-звери боролись с заражениями. Мари сглотнула, в горле пересохло.

— Хочешь чаю и что-нибудь поесть? спросила она. Хисса все плакала. Мари обошла футон и склонилась, чтобы ее лицо было рядом с головой подруги. Хисса, — имя прозвучало с мольбой.

«Скажи что-нибудь. Поговори со мной. Скажи, как сделать лучше».

Хисса пыталась успокоить дрожащую челюсть.

— Я была такой глупой, так хотела девочку. А теперь боги и богини будто смеются надо мной. Ты не знаешь, как это думать, что весь мир у твоих ног, а потом его выдергивают из-под тебя, будто дешевый ковер, — Хисса сжала кулаки с белыми костяшками, слезы продолжали литься. Мне стоило остаться с ним.

Слова Хиссы не означали измену, но были запрещены.

— Не говори так, — голос Мари был осторожным и дрожащим.

Жены-звери никогда не оставались с мужчинами, за которых выходили замуж. С рождения они чтили род и помогали клану.

«Долг и дом выше личного», — сколько раз Мари это слышала?

Ей было семь, когда нарушила правила последняя жена-зверь. Акеми влюбилась и решила остаться с мужем, фермером. Когда она показала ему свою истинную природу зверя внутри красивой женщины он отказался от нее. Она вернулась в Цуму, но ее не приняли и там. Жены-звери наказали ее, отстранившись. Она не хотела покидать дом в горах, умерла от голода. Ее кости, выбеленные солнцем, обвитые жимолостью, наполовину погруженные в землю, еще было видно у железных ворот.

Глаза Хиссы потускнели, ее смех наполнился горечью.

— Я чудовище. Мы все такие. Ни один мужчина, человек, не полюбит нас. Это проклятие жен-зверей чтобы их не любили такими, какие они есть, — губы Хиссы скривились. Тебе повезло, что тебе не придется столкнуться с этим.

Боль давила на живот Мари.

«Хисса права», — когда стало ясно, что Мари не быть красивой, ее мать изменила судьбу дочери.

«Если тебе не быть красивой, — сказала Тами, будто был выбор, — может, ты станешь императрицей, — и с того дня Мари уже не учили с другими девушками, она не страдала от уроков очарования и этикета. Ее тренировали с нагинатой, а потом толкнули в сарай. Мальчик ее возраста был в темной затхлой комнате. Выйдет только один», — сказала Тами и захлопнула дверь. Мари ударила первой, попала по колену мальчика нагинатой.

Мари кусала нижнюю губу, чтобы воспоминание ушло.

— Знаю, — ответила она Хиссе. Мари билась с последним противником ночью, это означало, что скоро она отправится в Токкайдо, город императора, с бременем ожиданий матери.

«Ты попадешь на состязания, подчинишь Времена года, станешь императрицей и украдешь богатства принца. Иначе» — ее мать не заканчивала фразу, но Мари могла ее дополнить. Или умрешь, пытаясь. Путь к правлению был из окровавленных камней. Мари не только нужно было выжить в комнатах Времен года, одолеть других девушек. Ёкаям запрещалось участвовать. Даже попадание во дворец считалось изменой. Да, Мари не придется отпускать ребенка-мальчика. Она умрет раньше.

— Прости, — Хисса помрачнела. Это было жестоко.

— Все хорошо, — Хисса просто была загнана в угол и отбивалась.

Хисса посмотрела на мятое розовое шелковое одеяло. Ее пальцы погладили нежную ткань. Последние несколько недель Мари работала без устали, вышивая оранжевые и красные маки на этой ткани.

— Я хотела укутать ее в это, — Хисса толкнула одеяло к Мари. Прошу, отнеси это к реке. Чтобы они не бросили его туда без этого.

Мари забрала одеяло. Она поцеловала соленую щеку Хиссы.

— Он даже не ощутит воду, — поклялась Мари.

* * *

Церемония проходила ночью у ворот на берегу реки Горо, ленивой, пересекающей гору и огибающей несколько городов на пути к морю Ма-ни.

Мари шла на звук реки и плача ребенка голоса Ютаки. Луна была серпом на небе. Когда Мари вырвалась из-за кедровых деревьев, жены-звери уже собрались на берегу, волны задевали их босые ноги. Каждая была в простом белом кимоно. Их длинные блестящие черные волосы ниспадали свободно. Они держали фонари. Желтый свет обрамлял их лица, придавая им облик призраков. Призрачных невест.

— Стойте! крикнула Мари, почти задыхаясь.

Ютака был в корзинке, почти погрузился в воду, но его еще держала рука Тами. Мари пробилась сквозь группу жен-зверей, чуть не упав на камнях, покрытых мхом. Ее грудь вздымалась, она поймала взгляд матери.

— Хисса хотела, чтобы с ним было это, — она подняла одеяльце.

Тами опустила голову. Позволение.

Мари встала на колени у корзинки. Лицо ребенка было красным, он морщился, напоминал сушеный фрукт.