Империализм от Ленина до Путина

Действительную роль процессов Культурной революции, которые европейскому или российскому обывателю кажутся нелогичным отступлением от «нормального» развития, являлись на самом деле единственным и самым важным условием дальнейшего развития страны. Это понимали и многие из европейцев. Например, француз Жан Делен писал в своей книге «Экономика Китая»: «Идеи Мао и их почти чудодейственные свойства, которые им приписывают в Китае, подвергались осмеянию. Действительно, пропаганда режима часто так превозносит их, что мы не можем не поражаться, но катехизис гражданской добродетели, каким является «Красная книжечка», является фактором прогресса. Если ее эффективность трудно постигается представителями западных стран, которые совершали свою «культурную революцию» на протяжении нескольких веков, то это происходит потому, что они плохо понимают, насколько отсталым является сознание крестьян. О проделанных за короткий период преобразованиях свидетельствует заявление директора одной народной коммуны иностранцу: «В старое время (т. е. до 1949 года) крестьяне приписывали болезни растений действиям богов и ничего не предпринимали для борьбы с ними. Сейчас каждая производственная бригада имеет человека, занимающегося выявлением наиболее распространенных болезней и средств борьбы с ними. До Освобождения крестьяне верили, что дождями управляет бог-дракон, а в настоящее время они знают их научные причины»[83].

Молодые хунвэйбины, свергающие старых партийных бюрократов, и были радикальным разрывом с конфуцианской традицией, тысячелетия закреплявшей авторитет власти, семьи и старшего поколения. Радикальный разрыв выступал не только как классовый конфликт пролетариата против национальной и мелкой буржуазии и связанных с ней представителей партийной бюрократии, но и как конфликт поколений, «отцов и детей». Так, одним из результатов Культурной революции стал тот факт, что командные посты заняли представители нового поколения китайцев. Например, в Шанхае в 1974 году из 50 тысяч руководителей административных органов, управлений, заводов, торговых предприятий половину составляли люди моложе 30 лет[84].

Конфуцианская традиция оказалась несовместима с дальнейшей модернизацией страны, с ней невозможно было бы ни социалистическое развитие Китая, ни даже сегодняшние «чудеса» «рыночного социализма». Но, ликвидировав «надстроечные» (т. е. политические, культурные, моральные и т. п.) препятствия для ускоренного движения к коммунизму, Культурная революция столкнулась на определенном этапе с чисто экономической проблемой, которую уже нельзя было решить просто еще большим напряжением сил народных масс, как это делалось раньше.

Проблема индустриализации, частично решенная в годы Большого скачка, все еще очень остро стояла в 60–70-е годы. Но если в период Большого скачка индустриализация осуществлялась за счет поставок оборудования и кредитов из Советского Союза и других социалистических стран, то после охлаждения отношений этот путь индустриализации был закрыт (с этим, а не с «утопизмом» или «волюнтаризмом», собственно, и связан провал экономически обоснованного Большого скачка). Не мог Китай осуществлять индустриализацию и за счет экспорта продуктов сельского хозяйства, как в начале 30-х делал СССР. Продукция сельского хозяйства едва покрывала потребности быстро растущего населения, и увеличение экспорта сельхозпродукции неминуемо привело бы к голоду. Экспорт сырья также не мог покрыть потребности китайской экономики в современных машинах, так как Китай беден на природные ресурсы.

С начала 60-х до примерно начала 70-х эта проблема могла решаться и довольно успешно решалась путем напряжения внутренних резервов страны. Но к концу 60-х – началу 70-х внутренние резервы были исчерпаны.