Империй

Мы следовали за Ранункулом, который проворно и уверенно – вот уж действительно Головастик! – шнырял по лабиринту грязных улочек, являвшихся для него привычной средой обитания. Наконец мы добрались до очередного угла, где, прислонившись спинами к стене, сидели несколько мужчин, пустив по кругу кувшин с вином. Над их головами, возле двери, был нарисован писающий Бахус с большим торчащим членом, и царивший здесь запах вполне соответствовал изображению. Следуя за Ранункулом, мы вошли внутрь, миновали стойку и поднялись по узкой деревянной лестнице в комнату, где нас ждал Салинатор с еще одним человеком – посредником, имя которого я так и не узнал.

Этим двоим до такой степени не терпелось увидеть деньги, что они даже не взглянули на стоявшую позади меня фигуру, закутанную в тунику с капюшоном. Я снял пояс и отдал им деньги, а посредник тем временем взял специальные весы и принялся взвешивать серебро. Салинатор, представлявший собой отвратительное существо с огромным брюхом, обвисшей кожей и длинным сальными волосами, алчно потер руки и произнес, обращаясь к Ранункулу:

– Что ж, похоже, все в порядке. Теперь можешь назвать нам имя своего клиента.

– Я его клиент, – сказал Цицерон, отбрасывая капюшон.

Стоит ли говорить, что Салинатор сразу же узнал его. На лице его отразилось изумление и страх. Он отступил назад, наткнувшись на посредника и его весы, принялся отвешивать поклоны и бормотать что-то маловразумительное относительно того, какой честью для него будет помочь сенатору в его избирательной кампании, однако Цицерон быстро оборвал его.

– Я не нуждаюсь в помощи таких слизняков, как ты! – рявкнул он. – Все, что мне нужно, это информация!

Салинатор принялся ныть, что ему ничего не известно, когда внезапно посредник бросил весы и нырнул в сторону лестницы. Однако он успел преодолеть лишь половину пути, после чего наткнулся на массивную фигуру Квинта, который развернул мерзавца, схватил его за ворот и подол туники и буквально швырнул обратно в комнату. Я с облегчением увидел, что позади Квинта по лестнице поднимаются двое молодых крепких парней, которые в прошлом нередко выступали в роли добровольных помощников Цицерона.

Перед лицом столь явного численного преимущества противников, возглавляемых к тому же знаменитым сенатором, сопротивление агента стало ослабевать. Цицерон вдобавок пригрозил, что сообщит Крассу о том, что Салинатор пытался дважды продать одни и те же голоса. Перспектива быть наказанным Крассом подействовала на агента сильнее, чем что-либо еще, и я вспомнил фразу, сказанную Цицероном о Старой Лысине: «Самый опасный бык в стаде».

– Значит, твой клиент – Красс? – спросил Цицерон. – Подумай дважды, прежде чем отрицать это.

Подбородок Салинатора мелко трясся. Все, на что его хватило, был слабый кивок.

– И ты должен был купить триста голосов для избрания Гибриды и Катилины консулами?

Последовал еще один кивок и еле слышные слова:

– Да, для них, – пролепетал Салинатор. – И для других.

– Ты имеешь в виду Лентула Суру, который баллотируется на должность претора?

– Да. Его. И других.

– Ты все время повторяешь слово «других», – непонимающе морща лоб, проговорил Цицерон. – Кто они, эти «другие»?

– Держи рот на замке! – выкрикнул посредник, но Квинт наградил его мощным ударом в живот, и он со стоном свалился на пол, судорожно хватая ртом воздух.

– Не обращай на него внимания, – приветливо сказал Цицерон. – Он на тебя плохо влияет. Я знаю таких людей. Со мной ты можешь говорить откровенно. – Он ободряюще похлопал агента по плечу. – Итак, что за «другие»?

– Косконий, – пискнул Салинатор, бросив боязливый взгляд на фигуру, корчащуюся на полу. Затем он набрал в легкие воздуха и стал быстро перечислять: – Помптиний, Бальбус, Цецилий, Лабиний, Фаберий, Гута, Бульбий, Калидий, Тудиций, Вальгий. И Рулл.

С каждым новым именем у Цицерона делался все более озадаченный вид.

– Это все? – спросил он, когда Салинатор закончил. – Ты никого из Сената не забыл?

Он бросил взгляд на Квинта, у которого был не менее удивленный вид.

– Речь идет не просто о двух кандидатах в консулы, – сказал тот. – Прибавь к ним трех кандидатов в преторы и десять кандидатов в трибуны. Красс собирается купить целое правительство!

Цицерон был не из тех людей, которые часто демонстрируют свое изумление, но в тот момент даже он не смог скрыть замешательства.

– Но это же полнейший абсурд! – воскликнул он. – Сколько стоит каждый голос?

– Сто двадцать – за консула, восемьдесят – за претора и пятьдесят – за трибуна, – ответил Салинатор так, словно продавал свиней на базаре.

– То есть, – наморщил лоб Цицерон, делая в уме расчеты, – ты хочешь сказать, что Красс готов заплатить треть миллиона только за триста голосов, которые может предоставить твой синдикат?

Салинатор кивнул – на сей раз более охотно и, мечтательно закатив глаза, произнес:

– Это была самая великолепная сделка из всех, которые кто-либо помнит.

Цицерон повернулся к Ранункулу, который глядел в окно, высматривая возможную опасность.

– Как, по-твоему, сколько голосов мог бы купить Красс по такой цене? – спросил он.