Империи песка

Как бы я хотел сейчас оказаться в авангарде этой армии, а не в ее тылу!

– Господин полковник! – вдруг тронул его за рукав майор.

Жюль посмотрел туда, куда указывал Дюпре. Солнце находилось у них за спиной, что позволяло видеть на многие километры. Жюль смотрел, и на его лице появлялась улыбка. Солнце ярко освещало всю процессию: копье в руках первого всадника, золотистые эмблемы на шлемах, белые пояса поперек груди, малиново-красные полосы по вороту и на манжетах, голубые с красной окантовкой попоны лошадей. Даже издали было отчетливо видно, кто это. Шестеро прусских уланов осторожно пробирались среди деревьев, росших внизу. С дороги их было бы не увидеть, но с места, где сейчас находился Жюль, уланы представали как на ладони.

– Позади них есть еще пруссаки?

– Non, Colonel, c’est une partie seulement[33], – ответил майор.

Прусский патруль был один, что соответствовало их практике действовать небольшими разведывательными группами. У Жюля сразу же повысилось настроение. Кровь понеслась по жилам. Пруссаки, наконец-то пруссаки! Чувствуя возбуждение хозяина, лошадь нетерпеливо перебирала ногами.

– Давайте угостим их, майор!

Жюль продолжил наблюдение и вдруг замер, когда в поле бинокля снова попал крестьянский дом.

– Merde! – выругался он.

– В чем дело, господин полковник?

– Франтирёры. Они вернулись.

Делеклюз и пятеро его головорезов все это время отсиживались в кустах, а когда убедились, что путь свободен, вернулись в дом. В бинокль Жюлю было видно, как они спешиваются. Делеклюз повел их в дом. Жюль знал, чего они хотят, знал, что сделают. При мысли о беде, которая вот-вот случится в доме, у него снова закипела кровь.

Раздумывал он недолго. Как бы ему ни хотелось сразиться с пруссаками, тех всего кучка. Дюпре легко их уничтожит.

А он разберется с капитаном Делеклюзом.

– Майор, я возьму с собой шестерых и вернусь в дом. Вы берете остальных и отправляетесь охотиться на уланов. Вы разделаетесь с ними без лишнего шума, если будете поджидать их вон в той рощице, где дорога сворачивает на Аттиньи. После того как вы разберетесь с ними, ждите нас там.

Улыбаясь во весь рот, Жюль указал место встречи. Дюпре кивнул и тоже улыбнулся. Ему было все равно. Пруссаки или Делеклюз – после недель томительного бездействия у них наконец-то появился противник.

Отряды покинули утес, спустившись по противоположным склонам. Жюль думал о женщине и понимал: нельзя терять ни минуты. Он пришпорил лошадь. Ей и самой надоело стоять на одном месте, и она легко одолевала спуск по каменистому склону. Они спустились в ущелье, миновали лесок и понеслись по каменистым полям. Когда достигли картофельных полей, принадлежавших крестьянской семье, гвардейцы Жюля выехали вперед, образовав цепь. Они мчались по полю под негромкий стук копыт своих лошадей.

А в доме Делеклюз поднялся с тела женщины и застегнул ширинку. Он был в бешенстве. Эта сука помешала ему получить удовольствие. Она не отпускала от себя девчонку, и ему пришлось вырвать орущую маленькую паскудницу и швырнуть одному из солдат, словно мешок с провиантом. С этого момента женщина дралась, как дьяволица. Такого он не видел даже у дерущихся мужчин. Она билась умело и злобно. Кулаком она ударила Делеклюза в висок, отчего у капитана зазвенело в ушах. Когда он схватил ее за руку, она другой попыталась выцарапать ему глаза, полоснув ногтем по глазному яблоку. Он взвыл от боли и сильно ударил ее по зубам. Он бил ее снова и снова, слыша, как в ее щеке что-то треснуло. Но даже перелом не заставил женщину прекратить сопротивление. Она не собиралась уступать. И тогда Делеклюз полез за пистолетом, чтобы вразумить строптивицу рукояткой. В этот момент она ухитрилась ударить его в пах своей увечной ногой. Вот тогда-то его возбужденный член, до этого остававшийся твердым как камень – ярость женщины и напор ее ударов лишь добавляли возбуждения, – вот тогда-то его член обмяк и съежился. И когда она это сделала, когда вместо всплеска похоти его пронзила острая боль и заставила скрючиться, когда он услышал смех солдат, которые потешались над бессилием, вдруг постигшим капитана в его сражении с калекой, Делеклюз перестал управлять собой. Его разум наполнился холодной яростью, глаза от гнева вылезли из орбит. Он швырнул женщину на пол, припечатал своим телом, впился пальцами в шею и стал давить. Он давил, слушая, как она кашляет и задыхается, давил до тех пор, пока большие пальцы не ощутили ее позвоночник. Она смотрела на него жуткими, полными ненависти глазами, выпученными, но непокоренными. Ее губы посинели, и наконец – ему это время показалось вечностью – ее руки стали обмякать, а ноги слабеть. Настал момент, когда она прекратила сопротивляться. Жизнь покинула ее, и она умерла.

– Проклятая шлюха! – проревел Делеклюз, выпрямляясь. – Сука!