Империй

Я понятия не имел, что скажу Целию, поскольку являюсь самым неумелым лжецом в мире. Наверное, стоило попросить совета у Цицерона, но сейчас для этого было слишком поздно. Поэтому я стал подниматься по склону Палатинского холма и, дойдя до дома Красса, сказал привратнику, что у меня срочное послание для Целия Руфа. Он предложил мне войти, но я отказался, и, когда привратник пошел искать Целия, я перешел на противоположную сторону улицы и стал ждать, пытаясь привлекать к себе как можно меньше внимания.

Дом Красса напоминал своего хозяина тем, что имел очень скромный фасад, хотя, как я слышал, эта внешняя сторона была обманчива и внутри дом был огромен. Дверь была темной, низкой и узкой, но при этом весьма крепкой, а по обе стороны от нее располагались небольшие зарешеченные оконца. По облупившимся стенам цвета охры взбирались побеги плюща. Черепичная крыша была столь же старой, а по бокам – там, где плитки выступали за ее пределы, – их края почернели и растрескались, напоминая ряд гнилых зубов. Так мог бы выглядеть дом не очень преуспевающего банкира или чрезмерно занятого землевладельца, который изрядно запустил свое городское жилище. Полагаю, со стороны Красса это было своеобразным шиком. Таким образом он как бы хотел сказать: «Я настолько богат, что внешний лоск для меня не имеет значения». Разумеется, расположенный на улице миллионеров, такой дом не мог не привлекать дополнительное внимание к богатству своего хозяина, и в столь показном отсутствии вульгарной роскоши даже было что-то… вульгарное.

Маленькая темная дверь то и дело открывалась и закрывалась, впуская и выпуская посетителей, и напоминала вход в осиное гнездо, возле которого кипит неустанная активность. Все посетители были мне незнакомы, кроме одного, вышедшего из дома. Юлий Цезарь, а это был именно он, не заметил меня и пошел вниз по улице, по направлению к форуму. За ним следовал его секретарь с коробкой для документов. Вскоре после этого дверь вновь распахнулась, и появился Целий. Он остановился на пороге, приставил ладонь козырьком к глазам и направился в мою сторону.

Я сразу понял, что он, как обычно, шлялся всю ночь и теперь находился не в лучшем расположении духа из-за того, что его разбудили. Его красивый подбородок покрывала густая щетина, он то и дело сплевывал, словно не в состоянии выносить отвратительный вкус, царящий во рту после затяжной попойки.

Когда Целий осторожно подошел ко мне и спросил, что мне, во имя Юпитера, здесь понадобилось, я не нашел ничего лучшего, чем сказать, что хочу занять у него немного денег. Он подозрительно скосил на меня глаза и поинтересовался:

– Для чего?

– Видишь ли, есть одна девушка… – беспомощно забормотал я. В свое время, когда Целий просил у меня денег, то ссылался именно на эту причину, и я сейчас не сумел придумать ничего умнее.

Я попытался отвести его в сторону, опасаясь, что из дома может появиться Красс и увидеть нас вдвоем, но он стряхнул мою руку и остался стоять, покачиваясь, возле сточной канавы.

– Девушка? – недоверчиво переспросил Целий. – У тебя? – А затем захохотал. Но от смеха у него, очевидно, заболела голова, поскольку он тут же умолк и со стоном прижал ладони к вискам. – Если бы у меня были деньги, Тирон, я бы с радостью не просто одолжил, а подарил бы их тебе, поскольку, помимо Цицерона, в мире нет человека, которого мне видеть приятнее, чем тебя. Но, во-первых, у меня их нет, в во-вторых, ты – не из тех, кто имеет дело с девками. Так для чего тебе деньги на самом деле?

Целий наклонился и внимательно посмотрел на меня. Ощутив идущий от него кислый запах перегара, я невольно сморщился, он же истолковал это как гримасу вины.

– Так и есть, ты врешь! – сказал Целий, и лицо его расплылось в широкой самодовольной улыбке. – Цицерон послал тебя, чтобы что-то выведать.

Я стал умолять его отойти подальше от дома, и на этот раз он согласился, однако ходьба явно не приносила ему удовольствия, поэтому вскоре он снова остановился и предупреждающим жестом поднял палец. Его глаза налились кровью, в горле послышалось предостерегающее рычание, и в следующий момент из глотки Целия вырвался такой мощный фонтан блевотины, что я невольно представил себе служанку, выливающую на улицу ведро помоев. Да простит меня читатель за столь малоприятные детали, но эта сцена совершенно неожиданно всплыла в моей памяти только сейчас, после стольких лет забвения, и еще раз заставила от души посмеяться.

Как бы то ни было, могучий приступ рвоты, похоже, привел Целия в себя и прочистил мозги. Он спросил меня, что нужно Цицерону.

– А ты как думаешь? – теряя терпение, спросил его я.