Империй

На рассвете следующего дня нам предстояло снова проделать путь длиной в две мили от нашего дома до Марсова поля, чтобы участвовать во втором туре выборов. Хотя и не столь престижные, как прошедшие накануне выборы консулов и преторов, они тем не менее тоже были не лишены увлекательности. Гражданам Рима предстояло избрать тридцать четыре должностных лица: двадцать сенаторов, десять трибунов и четырех эдилов. Это предполагало настолько большое число кандидатов и их сторонников, что контролировать их устроителям выборов было крайне затруднительно. Когда голоса аристократов значили не больше, чем голоса простых людей, могло случиться все, что угодно.

В этом дополнительном туре выборов на правах второго консула председательствовал Красс.

– Но, я полагаю, даже ему не удастся фальсифицировать итоги этих выборов, – мрачным тоном заметил Цицерон, натягивая свои красные кожаные сандалии.

С самого раннего утра он был нервным и раздражительным. О чем бы ни договорились они с Помпеем накануне вечером, это явно не давало ему покоя, и он сорвал свою злость на одном из рабов, рявкнув на него за то, что тот якобы плохо вычистил его одежду. Цицерон надел ту самую белоснежную тогу, которая была на нем в тот день, когда его впервые избрали в Сенат, и подпоясался так крепко, словно собирался поднимать тяжести.

Когда привратник распахнул дверь, мы убедились в том, что Квинт и на сей раз поработал на славу, и весь путь до урн для голосования мы проделали в сопровождении изрядной толпы. Придя на Марсово поле, мы увидели, что оно забито народом сверх всякого предела – вплоть до берега реки. Десятки тысяч человек пришли в город, чтобы зарегистрироваться и принять участие в выборах.

Кандидатов на тридцать четыре выборные должности было, наверное, не менее сотни, и повсюду на широкой площади были видны их блистательные фигуры, прогуливающиеся в сопровождении друзей и единомышленников. Они предпринимали все усилия, пытаясь завоевать как можно больше сторонников в последние минуты, остававшиеся до начала голосования. Веррес тоже находился здесь, и его рыжая шевелюра мелькала то тут, то там на площади. Негодяя сопровождали его отец, сын и вольноотпущенник Тимархид – тот самый зверь, который когда-то ворвался в наш дом. Они вступали в разговор с самыми разными людьми, суля им щедрую плату, если они проголосуют против Цицерона. При виде этой картины плохое настроение Цицерона как рукой сняло, и он с головой окунулся в привычное для него кипение политических страстей.

После того как авгур провозгласил, что ауспиции были благоприятны, из священного шатра появился Красс, и кандидаты собрались у подножия его трибуны. Не могу не упомянуть о том, что среди них был и Юлий Цезарь, предпринявший первую в своей жизни попытку стать сенатором. Он оказался рядом с Цицероном, и между ними завязалась непринужденная беседа. Они были знакомы уже давно, и именно по рекомендации Цицерона молодой человек отправился на Родос, чтобы постигать искусство риторики под руководством Аполлония Молона. Сегодня существует множество жизнеописаний, относящихся к молодым годам жизни Цезаря, причем, прочитав иные из них, можно подумать, что современники почитали его гением с самой колыбели. Это не так, и любой, кто увидел бы Цезаря в то утро – в белой тоге, нервно приглаживающего жидкие волосы, – ничем не смог бы выделить его из толпы остальных породистых молодых кандидатов. Цезаря отличало от них другое – его бедность. Для того чтобы принять участие в выборах, ему пришлось влезть в долги. Жил он в очень скромной квартире на Субуре вместе с матерью, женой и маленькой дочкой. В то время, полагаю, он был вовсе не блистательным героем, стоящим на пороге покорения Рима, а обычным тридцатичетырехлетним человеком, беспокойно ворочающимся по ночам от гвалта соседей-бедняков и предающимся грустным размышлениям о том, что он, отпрыск старейшего в Риме рода, вынужден прозябать в столь жалких условиях. Именно по этой причине его антипатия по отношению к аристократам была куда более опасной, чем неприязнь, которую питал к ним Цицерон. Человек, достигший всего собственными силами, Цицерон всего лишь негодовал на них и завидовал им. А вот Цезарь, считавший себя прямым потомком Венеры, презирал аристократов и считал их препятствием на своем пути.

Впрочем, я опережаю события и впадаю в тот же грех, что и прочие жизнеописатели, пытаясь разогнать тени прошлого с помощью света будущего. Поэтому я ограничусь лишь констатацией того факта, что в описываемый мною день эти два выдающихся человека, которых разделяла разница в возрасте в шесть лет, но которые имели много общего в силе ума и взглядах, стояли, ведя приятную беседу и наслаждаясь теплом утреннего солнца. Тем временем Красс поднялся на трибуну и вознес традиционную молитву:

– Да будет исход этих выборов благополучным для меня, для моих начинаний, для моей должности и для всех граждан Рима!

После этого начались выборы.