Кирсанов в тот день явился ближе к обеду. Лицо его сияло, как новенький рубль. Он был облачен в темно-зеленый костюм-тройку и точно такого же оттенка галстук. На ногах сияли начищенные до блеска модные туфли. Прямо с порога Владимир и ошарашил сидящего за рабочим столом друга потрясающей, на его взгляд, новостью.
— Да, женюсь, Андрюха. — Кирсанов пересек офис и с размаху плюхнулся на низенький диванчик возле окна. Пристроил в зубах сигарету. — Только что из ЗАГСа. Заявление подали. Регистрация назначена на семнадцатое число следующего месяца.
— Ты женишься на Ольге? — на всякий случай уточнил Семирядин, хотя ответ и так был очевиден.
Просто в душе Андрея еще теплилась безумная надежда. Ладони предательски вспотели, и Семирядин вытер их о брюки. Столь нервное движение скрывал высокий стол, и Кирсанов не мог этого заметить.
— Нет, на тебе, — засмеялся он. — Конечно на Ольге. Что с тобой, Андрей? Проснись.
— Да я не сплю, Володя.
Семирядин последовал примеру своего партнера по бизнесу и тоже закурил сигарету. Некоторое время они сидели в полном молчании. Владимир находился в состоянии радостной эйфории и строил радужные планы будущей личной жизни. Андрей же просто не знал, что сказать. За истекший год он уже успел смириться с тем, что Ольга никогда не станет его девушкой. Ее любовь к Кирсанову очевидна, они счастливы, и им не нужен никто, кроме друг друга. Однако в глубине души Семирядина еще теплилась призрачная надежда, что отношения Владимира и Ольги не закончатся ничем серьезным. Зайдут в тупик, так сказать. И молодые люди расстанутся. Сегодня эта надежда рухнула в связи с наметившейся датой свадьбы.
— А как наш бизнес? — осторожно поинтересовался Семирядин, выкурив, наверное, больше половины своей сигареты.
— А что бизнес? — вскинул брови Кирсанов.
— Он требует времени, сил, самоотдачи, наконец. — Андрей поднялся и вышел из-за стола. Хотел было сесть рядом с другом на диван, но передумал. Остановился возле окна. — А что происходит? Ты женишься на Ольге. Сашка тоже начинает поговаривать о свадьбе. Дескать, они с Людочкой подумывают о законном потомстве. Личная жизнь не позволит вам отдавать много времени работе.
— Ты не прав, Андрей. — Кирсанов выпустил в потолок мощную струю дыма. — Никто не собирается бросать дела. Семья — это семья, а работа — это работа. Не надо пытаться сопоставить то, что несопоставимо. В хорошем смысле этого слова, разумеется. То есть я хочу сказать, что одно другому не мешает. — Случалось так, что Владимир путался в своих мыслях и изречениях. Ораторские способности, как он сам сказал однажды, были у него неважнецкие. — Даже помогает, я бы сказал. Да ты сам бы все понял, Андрей, если бы предпринял попытку наладить и свою личную жизнь.
Семирядин резко повернулся. Тема личной жизни была для него наболевшей. К двадцати пяти годам он так и не сумел отыскать для себя достойную спутницу. Вернее, по каким-то причинам они не считали его достойным. А может, все дело в матери… Андрей был склонен думать, что последнее наиболее близко к истине.
— Ты же знаешь, — сказал он, скрывая излишнюю нервозность в голосе и жестах. — Моя драгоценная мамаша никогда не даст мне обзавестись своей семьей. Я всегда буду частью ее семьи. Такая уж судьба у меня незавидная, Вова.
— Перестань, — беспечно отмахнулся Владимир. — Ты вечно преувеличиваешь. Твоя мать гоняет лишь тех шлюх, которых ты периодически затаскиваешь к себе в постель. А вот если бы ты…
Кирсанов не договорил. Заметив, как страдальчески перекосилось лицо товарища, он понял, что лучше не развивать начатую тему.
Андрей отлепился от окна, подошел вплотную к расположившемуся на диване Владимиру и навис над ним, как беркут, всей своей огромной массой. Только сейчас Кирсанов обратил внимание, как здорово его друг прибавил в весе за последний год. А ведь он еще молод. Наметилось пивное брюшко, плечи стали более широкими, лицо округлилось. Диета бы ему точно не помешала.
— И ты ей решил подыгрывать? — грозно вопросил Семирядин.
— Кому?
— Моей матери, — жестко продолжил он, плотнее стискивая зубами сигарету. — Вы с ней что, сговорились, что ли?
Невзирая на обуревавшие друга эмоции, Кирсанов не смог сдержать себя и громко рассмеялся, запрокинув голову. Андрей подозрительно приглядывался к нему, не понимая, чем вызван столь необоснованный приступ веселья. Владимир же, отсмеявшись, склонился немного влево, подхватил со стола полную окурков пепельницу и поставил ее себе на колени. Загасил сигарету.
— Да у тебя совсем шарики за ролики заехали, Андрей, — вполне добродушно высказался он. — Думай, о чем говоришь. Чего ради я стану сговариваться с твоей драгоценной мамашей? Нет, я, конечно, уважаю ее, она прекрасная женщина, но никакого заговора против тебя нет. Поверь мне. Это просто ранняя паранойя. Не более того.