Империя

Она улыбнулась и поставила на крышку мусорного бака маленький поднос, разместила на нём деревянную тарелку с рогаликами и пиалу. Затем вынула миниатюрный термос и налила в пиалу чай.

— С жасмином и лепестками серебристого лотоса. Надеюсь, вам понравится.

Я улыбнулся женщине.

— Спасибо. Мне говорили, что особенно хорошо вам удаются блюда из моллюсков.

Женщина тихо рассмеялась, колыхнувшись всем своим немаленьким телом. Мой комплимент ей понравился.

— Приятного аппетита, Оками-кин. Посуду я заберу утром.

Приходили и мужчины, совсем небогатые — это было видно.

Один принёс мне старую лампаду, работающую от батарейки из серой промышленной соли (хотя для меня это был в первую очередь маго-тан, и я с тоской наблюдал, как он истончается прямо у меня на глазах).

Второй с поклоном вручил накидку с капюшоном, бережно заштопанную на плече.

— Это если начнётся дождь, Оками-кин.

Такого я не ожидал.

Не знаю, из-за чего жители Ютаки так ко мне прониклись: то ли из-за чароитов, то ли из-за того, что я решил дожать Галея.

Когда солнце зашло за горизонт, и заметно похолодало, вдалеке появилась худая фигура учителя Ма. Старик вышел из переулка и остановился, разглядывая меня, будто никак не мог поверить в то, что видит.

В полумраке и издалека я не видел выражения его лица, но не сомневался, что оно скривилось от недовольства. Через несколько секунд учитель Ма скрылся в темноте, будто растворился в воздухе.

Ночью деревня будто вымерла, лишь кричали птицы в ближайшей роще, и порой лицо охлаждали порывы ветра с гор. Пару раз я задремал, но как только голова начинала клониться к груди, я сразу открывал глаза. Когда светит пожизненное рабство, как-то не особо спится.

Рядом на крышке короба стояла лампада.

В ней тихо трещала батарейка под стеклянным плафоном, украшенным письменами. Те мерцали, набирая силу от батарейки и заставляя лампу источать и накапливать свет.

Я внимательно изучил эти письмена.

На лампе имелось всего три знака, и отдалённо они походили на руны, которые я когда-то использовал, но всё же имели более сложное начертание, и чтобы запомнить его, я решил записать их в свой атлас.

Он всё равно был пуст.

Придвинув лампу ближе и достав из-за пояса свой блокнот, я открыл его на середине — там, где вместо ячеек имелся разлинованный в клетку разворот, не имеющий магической силы. Затем отщёлкнул маленький зажим. Под ним хранился набор карандашей и линейка.

Я старательно перерисовал три знака с лампы на лист атласа и заучил начертания. Возможно, в сочетании знаки давали эффект свечения. Один был похож на солнце, второй — на ключ, а третий — на… хм… глаз, наверное.

Так я их и запомнил: «солнце», «ключ» и «глаз».

Перед рассветом я допил чай из термоса и доел рогалики, ну а когда рассвело, дверь лачуги наконец распахнулась.

На крыльцо вышел Галей.

Мятый и злой, как дьявол.

За горлышки он держал три пустых бутылки. Вместе с ними он прошёл за калитку, зыркнул на меня с раздражением, затем поставил бутылки рядом с мусорным коробом и буркнул:

— Закинь в короб, раз уж всё равно здесь торчишь.

Я слез с крышки и сощурился, разглядывая учителя, затем чуть склонил голову в приветственном кивке.

— Я к вам не уборщиком пришёл стать, а учеником, Галей-кин.

От его тяжёлого взгляда по спине пробежали неприятные мурашки. Пока ни разговаривать, ни выслушивать меня он не собирался, поэтому я не стал наседать.

Всё равно дожму.

Не сейчас, но дожму — я ощущал это каким-то шестым чувством.

— Надеюсь, когда я приду с работы, твоей бледной рожи тут не будет, кей-кай, — бросил мне Галей и грузно зашагал вдоль по улице.

Он даже не удосужился закрыть дверь в свою лачугу и калитку во двор — они так и остались распахнутыми.

Я прождал Галея до вечера.

Опять ко мне подходили люди, теперь уже вдвое больше народу, чем вчера. Я стал тут чем-то вроде живой достопримечательности.

Торговцы приносили мне одежду, фрукты, воду и сок. Приходила и тётушка Дзи, на этот раз она приготовила для меня моллюсков. На вид зрелище тошнотворное, будто сварили переросших улиток, но на вкус — пальчики оближешь.

— Сделаю вам прохладной воды, Оками-кин, — с этими словами женщина поставила на поднос стакан.

На стекле я заметил только один соляной знак — треугольник. Женщина провела над стаканом пальцем, повторяя фигуру символа, а затем будто сгребла воздух и вложила его в посудину.

На моих глазах стенки стакана обросли слоем льда.

— Удачи вам в вашем благородном деле, Оками-кин, — сказала напоследок тётушка Дзи.

Она попрощалась и пообещала прийти завтра, если понадобится. А я еле дождался, когда она уйдёт, чтобы быстро записать в атлас то, что увидел.

Магические жесты по созданию льда.

Так я впервые в этом мире задействовал ячейку-слот для запечатывания способностей. Только на этот раз использовал не привычные руны, а соляной знак. Пока только один — символ «треугольник».

Пока я рисовал, даже не заметил, что мимо меня всё чаще стали сновать девушки, нарядившиеся в цветастые кимоно — кажется, все молоденькие и незамужние уже побывали на этой улице.

Надо же. А Мидори оказалась права.