— О, конечно-конечно! — Особа, так прельстительно строившая глазки, была моментально забыта. — Я, видите ли, прибыл издалека, верите — в пути преодолел ужасные трудности! О, бог мой! Хотя бы эти самолёты! Они чудовищно вредны для тонких материй моего организма — хотя я и придерживаюсь, знаете ли, определённых норм в питании, и всё же...
— Извините, но нельзя ли покороче?
— Конечно-конечно, разумеется! Так вот, вы не поверите, но мне пришлось пробираться ночью! Одному! Через заросли совершенно дикой чащи! — почти выкрикнул полный господин. — Но ведь я — я личность известная в самых высших кругах. Просто безобразие... А потом — ещё эти комары! Боже, до чего вредные создания, они чувствую человека за мили, слетаются отовсюду, высасывают, выпивают мою кровь. Я едва жив!.. Ах, что же я! — воскликнул он, поймав грозный взгляд итальянца. — Но общество, скажу я вам прямо, общество здесь подобралось весьма странное! О, какие примитивные уродцы — к чему они здесь — все эти волосатые гоблины, деревенские колдуньи? Я бы хотел спросить — кому пришло в голову приглашать ИХ на это высокое собрание?! Это же просто грязные разбойники... Эй, куда же вы, постойте, мистер... как вас?..
Меркони двинулся дальше, искусно лавируя среди людей и чудовищ. Димка не отставал. Вторым собеседником Меркони оказалась старуха, низенькая, сгорбленная, сухая, с тонким личиком, выглядывавшим из под изъеденного молью платка. Закутанная в рваные, словно истасканные собаками куски материи в лоснящихся тёмных пятнах, она представлялась Димке самой настоящей ведьмой из сказок. Старуха пребывала в полной неподвижности, наблюдая за происходящим вокруг с тусклым огоньком в глубоко посаженных глазках, изредка сморкалась и вытирая длинные, уродливые пальцы о край платка.
Карга, оказавшаяся не кем иным, как самой госпожой Лючипфой, отвечала на вопросы Меркони как будто с неохотой, но без неприязни.
— Как вы добирались, сударыня?
— Всё отлично, человек, всё отлично... — причмокивая, ответила колдунья.
— Не устали в дороге?
— С каких пор? Или ты считаешь, что Лючипфа будет стонать, хватаясь за поясницу, как та слюнтяйка Рэска?
— Что вы!..
— Не-ет, я знаю. Ты так подумал. Но — смотри. Лючипфа ещё покажет...
— А как вам тут нравится?
Лючипфа потрясла головой:
— А что, человек, дворец неплох, неплох. Люди тоже не из берлог, видно — деликатное общество. И мальчонка тот, оранжевенький, тоже хорошенький, да. Только вот нехорошо — здесь-то оно видно, что важен он, персона, значит? А встреть такого в лесу — так ведь и невзначай того, с незнания дела и скушать можно.
— Ну, а принц?
Старуха промолчала. То ли надоели ей вопросы, то ли не желала отвечать...
...Следующим оказался сам Кыхшрух Ыр. Чудовище, которому никто из гостей не стремился составить компанию, не скучало, оно неторопливо и спокойно прохаживалось вдоль украшенной золотыми фресками стены. Время от времени Кыхшрух издавал урчание, словно громадная кошка, пригревшаяся на солнышке. Человек несведущий мог даже подумать, будто Слепой Дьявол задремал на ходу — так равнодушно он относился к окружающему. Впрочем, облик Кыхшруха был ближе к звериному, и человеку не просто было угадать скрывающиеся за ним мысли. Только встретившись случайно с Кыхшрухом взглядом, храбрец или неосторожный мог ощутить тщательно скрываемое им чувство внутреннего напряжения, дьявольскую хитрость и внимание — даже малейшая деталь происходящего не ускользала от него.
Обратившись к Слепому Дьяволу, Меркони сам едва не стал жертвой злобного упыря. Когда зубатая тварь уже рванулась, намереваясь вонзить иголочки и лезвия в ногу Димкиного секретаря, Кыхшрух, до того мгновения как будто остававшийся в неведении о характере своего спутника, резко, почти неуловимо для взгляда дёрнул ремешок. Упырь, чуть всхрипнув, с оскаленными зубами отпрянул назад, прижался к ноге хозяина, продолжая горящими глазками следить за человеком. К чести Меркони, он не выказал страха, что до некоторой степени расположило к нему Слепого Дьявола. Итальянец решил инцидент "не заметить":