Все дело в том, что нам, людям, которые родились в высокотехнологичном мире и получили великолепное образование, как техническое, так и гуманитарное, трудно поверить, что нами правят какие-то высшие силы. В моих местах идеи любой религии казались глупостью. Верить надо в себя и в дела рук своих, а не в заоблачный мир, в который мы когда-нибудь можем попасть.
А вот эти люди родились в своем мире. В религии они находят оправдание своей жизни, в религии они находят утешение, в религии они обретают свой мир. Поэтому неудивительно, что они будут очень ревностно хранить свою веру, в том числе и от посягательств чужаков.
Мне очень трудно их понять. И трудно будет вести себя точно так же, как и они.
Да, и молюсь вместе с Ивой, старательно разучил молитвы, которыми дело начинают и которыми дело заканчивают, подражая Иве, черчу знаки веры. Но не думаю, что это еще и все.
Религиозное влияние — оно не совсем то же самое, что и власть. Властью тут обладает староста. А жрец, он же шаман, обладает влиянием. Если со старостой еще можно поспорить, поупрямится, поиграть логикой, то с этими… «Бог не приемлет» или «духи будут недовольны», вот и вся недолга, а проблем выше крыши, причем сразу же.
После нескольких печальных инцидентов на Земле, еще в самые стародавние времена, был сделан вывод — пришельцы не должны влезать в религиозные споры хозяев. И вообще желательно дистанцироваться от религии. Вы сами по себе, мы сами по себе, мы над вашими религиозными спорами. Не самый лучший выход, конечно же, но… Чем дальше, тем спокойнее.
Мне же такое не удастся ни в каком случае. Я прочно попал в этот мир, и не как посланник высокоразвитой могущественной страны, в броне и с АСВ наперевес, а как потерпевший крушение путешественник с голой филейной частью.
А это уже совсем другой разговор.
От мыслей меня отвлекло восторженное аханье Ветки.
— Вот ты, вот это да! Кьен, ты выиграл его?
— Выиграл. — Ответила за меня Ива. — Пошли уже, что сидеть?
И мы пошли в храм. Назвать его церковью у меня язык не поворачивался. Церковь — это другое, как ни крути…
Я пока что не был внутри храма, стоящего в центре деревни. Проходил мимо, не более.
Ива и Ветка буквально втащили меня за руки внутрь.
Внутри было тихо и спокойно. Большое помещение, на стенах висят тканые гобелены, изображающие какие-то сюжеты на религиозные темы. Ткань уже старая, прохудилась кое-где, и умело зашита. С первого взгляда даже не заметно. Но вот смысл картин решительно от меня ускользал.
Вдоль стен стоят скамьи, как в католической церкви. Деревянные скамьи, сбитые деревянными же клиньями.
Алтарь же напоминает мне… Нет, ничего он мне не напоминает. Неизвестно что. Большой каменный куб, на котором умело вырезан крест. Крест странный — немного похож на христианский, только все же… Все же инопланетная вера. Несколько лишних перекладин, все оканчиваются остриями. В центре, где пересекаются перекладины, пустое кольцо с неразличимой надписью.
Под крестом идет какой-то текст, строчки (или столбцы) иероглифов. И вырезано лицо какого-то человека — бородатого, с длинными волосами, перехваченными лентой над головой. Пророк, или кто там еще.
У алтаря на коленях стоял жрецешаман. Нет, уже не шаман, и даже не жрец — а священник.
Приземистая фигура склонилась мрачно, но с достоинством, черный плащ спадает на каменный пол, на спине болтается обширный капюшон, а голова совсем-совсем седая, и как это я раньше не заметил-то, да плечи все еще широкие, шире даже плеч отца Ивы.
Он услышал нас, обернулся.
Я жадно вгляделся в его лицо.
На вид — лет пятьдесят-сорок. Шрамы, все-все лицо в страшных шрамах, и все больше я понимал, что шрамы это ритуальные. Та самая морда, что я тут увидел, когда в себя пришел. Не удивительно, что я едва не отрубился снова, во сне такого увидишь, не факт, что проснешься. На лбу крест, такой же, как и на алтаре. И тоже вырезан, но с необычайным искусством. Ни одной лишней линии, шрам ровный, с ровными краями. И вместе с тем крест очень хорошо различим.
А на лице, искореженном шрамами, как рубной пень — ударами топора, синие-пресиние глаза. Смотрят требовательно и быстро, перебегают с одного на другое, нигде подолгу не задерживаясь.
И снова мне стало крайне неуютно от его взгляда. Очень, очень неуютно. Уж лучше бы передо мной стоял братец Ивы…
— Да прибудет с вами Бог, дети. — Сказал он, неторопливо поднимаясь во весь рост и запахивая свой плащ.
— Да прибудет с нами Бог, святой отец, — нестройным хором отозвались девушки. Я промолчал, гадая, что же им надо. Половину слов я не понимал, но сразу же уловил их смысл.
Ритуальное приветствие, надо же.
Постоим тихо, авось и не заметят…
Но как бы не так! Жрец уже сам заметил меня. Точнее, заметил меня он сразу, но до того вида не подавал, а теперь вот решил обратиться. Внимательные глаза, с затаенной хитринкой уперлись мне в лицо, изучая и оценивая.
— Да прибудет с тобой Бог, сын мой. — Обратился он уже явно ко мне.
— Да прибудет нами Бог, святой отец, — сказал я, старательно копируя даже интонации девушек. Религия, лучше с ней не конфликтовать.