– Человек благородного воспитания не распространяется о подобных вещах, – зевнул Дорин.
– И все-таки, сколько их у тебя было?
Ему чуть больше двадцати. Но он – не просто молодой парень. Родился принцем, теперь король. Наверное, женщины сами прыгали к нему в постель с тех пор, как у него начал ломаться голос.
– А сколько мужчин было у тебя? – задал он встречный вопрос.
Манона усмехнулась:
– Достаточно, чтобы узнать все потребности такого короленка, как ты, и заставить просить: «Еще, еще».
Слова словами, но мысли у нее были направлены в противоположную сторону.
Дорин подошел к самой койке, склонился над Маноной, почти касаясь ее носа. В изгибе его прекрасных губ не было и намека на желание. А вот намек на жестокость был.
– Я сомневаюсь, ведьмочка, в твоей способности дать мне то, в чем я действительно нуждаюсь. И с некоторых пор я вообще ни о чем не прошу.
Потом он ушел. Манона смотрела на закрывшуюся дверь и шипела от досады. Она упустила такую возможность захватить Дорина в заложники и потребовать свободы для себя. Ведьму злили его высокомерные умозаключения. Но сильнее всего ее злили жаркие волны, бьющиеся между ногами. Стремясь их погасить, Манона плотно сжала бедра.
Ей никогда не отказывали в близости. Мужчины рассыпались на куски (иногда в буквальном смысле), только бы оказаться в ее постели. А она… Манона не знала, как повела бы себя, согласись Дорин на ее предложение. Где-то ей было любопытно узнать, на что способен король с таким прекрасным ртом и сильным телом. Временное развлечение, чтобы потом еще больше злиться на себя? Наверное.
Злость Маноны не успела погаснуть, как вдруг дверь снова открылась.
Дорин встал в проеме. Его глаза странно блестели: то ли от желания, то ли от ненависти. Возможно, он одновременно ненавидел ведьму и хотел ее. Немного постояв, он вошел и закрыл дверь.
Манона затаила дыхание. Все ее бессмертное чутье сосредоточилось на непроницаемом лице короля и его сбивчивом дыхании.
– Говорю напрямую: пытаться взять меня в заложники было бы верхом глупости, – сказал он.
Голос у него был хрипловатым и довольно напряженным.
– Напрямую отвечаю: я предлагала тебе только то, о чем ты догадался, и ничего больше.
Манона вслушивалась. Ни капли страха. Даже сердце у этого самоуверенного парня билось ровно и спокойно.
– Мне нужно услышать твое «да», – добавил он, выразительно глянув на цепи.
Когда до Маноны дошли его слова, она тихо засмеялась:
– Ты предусмотрителен, короленок. Говорю тебе «да». Я соглашаюсь добровольно. Это может стать нашим маленьким секретом.
Все равно она теперь была никем и ничем. Лечь с врагом – пустяки по сравнению с крошанской кровью, что текла в ее жилах.
Манона принялась расстегивать белую рубашку, которую не стирала целую вечность.
– Я сам! – рявкнул Дорин.
Черта с два он будет расстегивать на ней рубашку. Манона взялась за вторую пуговицу.
Невидимые руки вдруг обхватили ее запястья.
– Я же говорил, что сам это сделаю.
Дорин навис над нею. Манона смотрела на него во все глаза, вздрагивая от наслаждения.
– Предлагаю слушаться меня.
Сколько мужского высокомерия было в одной этой фразе.
– Короленок, а ведь я не твоя придворная, чтобы так…
Дорин приник к ее губам.
Прикосновение было совсем легким, почти неощутимым, но с его стороны – вполне рассчитанным. От неожиданности Манона даже чуть выгнула спину.
С удивительной нежностью Дорин поцеловал ей уголок рта, затем другой. Ведьма замерла. Она даже перестала дышать. Все ее тело жаждало увидеть, чтó он станет делать дальше.
Но Дорин отстранился, глядя на нее с холодной отрешенностью. Что он мог увидеть? Что заставило его отступить?
Невидимые пальцы на запястьях Маноны исчезли. Щелкнул замок открываемой двери. К Дорину вернулась его самоуверенная улыбка.
– Как-нибудь в другой раз, ведьмочка, – обернувшись, бросил он.
Он проскользнул за дверь и больше не вернулся. Манона сдерживалась, чтобы не заорать во все горло.
Глава 45
Ведьма была в полном сознании, только очень зла.
Эдион имел удовольствие принести ей завтрак. Он постарался не заметить густого запаха женского возбуждения, разлитого по каюте, в который вплетался и запах Дорина.
Ближе к вечеру, стоя за штурвалом и вглядываясь в горизонт, Эдион напомнил себе о праве короля на подобные развлечения. В долгие часы вахт он часто раздумывал над словами Лисандры. Однажды она здорово отчитала его за злое и жестокое отношение к адарланскому королю. Возможно, Лисандра была права – нехотя Эдион допускал такую мысль. Чудом было одно то, что Дорин, пережив казнь Сорши, еще мог проявлять интерес к женщине. Но чтобы к… ведьме? Неужели он собрался улечься с этой Маноной?
Где-то через полчаса к нему подошла мокрая Лисандра. Она только-только закончила дозор в обличье морского дракона, не обнаружив никаких угроз. Выслушав вопрос Эдиона, она запустила пятерню в мокрые волосы и нахмурилась: